Мойте руки перед бедой

– Тельняшка где? – упавшим голосом промолвил Алексей Савельевич.

– Сожгла вместе с мусором.

Верховный целитель бессильно отпустил тётю Фросю. Дикий крик погибающего зайца вырвался из его груди и гулко разнёсся по коридорам всех этажей. На шум и вопли Босселя начали собираться люди. Первыми подоспели больницеармейцы из числа охраны, а затем прибежал медицинский персонал. Потом, осмелев, робко подтянулись и больные. Тимофей Иванович и Свистунов волею обстоятельств даже оказались в первых рядах зевак.

Багровое лицо Боси после сильного всплеска ярости побледнело. Верховный целитель вдруг обмяк, ноги его подогнулись, глаза закатились, и он упал навзничь. Ключи выпали из рук и звякнули об пол. Невесть откуда появившийся Полковник, не преминул их тут же схватить и спрятать себе в карман.

Мертвенно бледный Боссель начал судорожно бить руками и ногами об пол, голова его запрокинулась назад, и он захрипел. Толпа ахнула от ужаса. Удары конечностей несчастного становились дробнее и наконец прекратились. Тело Верховного целителя вытянулось и замерло, но ни один из врачей даже не шелохнулся, чтобы оказать ему помощь. Все только молча наблюдали.

«Помер», – раздалось из толпы. «Нет!» – вдруг громко заявил Тимофей Иванович и опустился на колени перед умирающим. Старик прижал обе руки к груди, склонился над телом и начал читать отходные молитвы. «Боже Духов и всякие плоти! Ты твориши ангелы своя Духи и слуги Своя пламень огненный…», – начал бубнить Тимофей Иванович, сидя в ногах у Босселя. Полковник наклонился над Босселем, бесцеремонно приоткрыл веко, пощупал пуль и констатировал:

– Пульса нет, помер!

Тимофей Иванович на миг прекратил читать молитву, повернул голову и через плечо коротко бросил: «Живой он…пока живой…»

Сергей Ильич отставил баян в сторону и поднялся. Пожалуй, впервые за долгое время он выпустил музыкальный инструмент из рук. Старик тем временем, продолжил своё дело: «О, страшно прохождение сие для души, грядущей на суд. Твой нелицеприятный, и имущей в прохождении сем истязатися духами злобы поднебесными!».

При этих словах Верховный целитель вдруг сел и со стоном протянул руки к старику. Казалось, что бесчувственный Бося вдруг осознал реальность предстоящих страданий в потустороннем мире и попытался вернуться, чтобы испросить прощения, но не успел.

Он вновь опрокинулся навзничь, глухо стукнув головой об пол, шумно выдохнул и замер. Толпа ахнула и в едином порыве отступила в страхе на несколько шагов. С лица покойника слетела маска «Сисигути»– духа льва, при этом обнажилась предыдущая маска «Райдзина»– бога грома, но и она тут же отпала, загрохотав по полу. В следующее мгновение с головы Верховного целителя чередой посыпались все маски, которые он, когда-либо надевал от рождения. От этого выражение лица уже покойного Босселя менялось, как в калейдоскопе, отражая всё то, что он нёс в себе на протяжении всей жизни.

Так продолжалось несколько мгновений наконец последняя маска «Отафуку»– радости и смеха, в которую, вероятно, он облачался только в детстве, упала, и люди увидели лицо безобразного сумасшедшего. Неестественно выпученные глаза, безумный взор, устремленный в бесконечность, полуоткрытый рот и слюна, капавшая с уголка губ, сделали некогда надменного Верховного целителя неузнаваемым.

«Теперь всё», – произнес Тимофей Иванович и поднялся с колен. «Куроедов, носилки!» – скомандовал начальнику охраны Полковник и принялся ловко собирать, валявшиеся на полу маски в мешок. Свистунов и старик не стали дожидаться окончания драматического акта и незаметно скрылись за дверями своей палаты.

На Свистунова увиденное произвело настолько сильное впечатление, что руки его тряслись, а зуб не попадал на зуб. Он впервые увидел такую драматичную кончину человека. Тимофей Иванович, наоборот, был совершенно спокоен. Он хладнокровно достал Библию и продолжил речитативом читать текст, смысл которого Семён Семёнович, будучи в сильном волнении, не мог понять. Тем не менее ровный голос старца действовал успокаивающе, и Свистунов постепенно овладел собой.

За дверями усилился шум. Раздались громкие крики, здравицы в адрес нового Верховного целителя, которым судя по всему, стал Полковник. Чуть позже энергичные лозунги сменились пьяными возгласами. Заиграл баян, и женский голос залихватски пропел: «Нет покоя у вождей долгими и ночами. Очень трудно всех больных сделать сволочами!»

Приятели сидели и слушали вновь поднявшуюся по всем лечебным корпусам вакханалию. Первым нарушил молчание Семён Семёнович:

– Жаль всё-таки его. Совсем молодой был.

– И, слава Богу, что молодой, а то стольких бы дел ещё натворил, – мгновенно подхватил Тимофей Иванович, бережно закрыл книгу и промолвил: – А он и не мог прожить долго.

– Почему? – невесело поинтересовался Свистунов.