Мох. История одного пса

Дом дрожал. От потолка отвалились куски и упали мне прямо на голову! Я так испугался, что спрятался у Янинки под кроватью. Вот это, скажу я вам, настоящее убежище. Я прятался там каждый раз, когда мне было страшно. Там, под её кроватью, со мной не могло произойти ничего плохого. Раньше, услышав сигнал тревоги, я тоже прятался там, но каждый раз меня находили, доставали и уводили в туннель с улитками на стенах.

Взрывы приближались. Я слышал, как кричали Янинка и Мирек. Потом в меня как будто ударила молния. И больше я ничего не помню.

Мне показалось, что дом рухнул, но кровать Янинки защитила меня.

Когда я наконец открыл глаза, вокруг было темно и пыльно. То ли у кровати отвалились ножки, то ли на неё упало что-то тяжёлое — меня чуть не расплющило. Кое-как я выполз оттуда. Повсюду валялись гнутые железяки, битое стекло, кирпичи. У меня было порезано ухо и очень сильно болела лапа. Я полизал её. На вкус она оказалась как кровь, смешанная с пылью.

Я поспешил на улицу. И увидел, что нашего дома больше нет. От него остались только входная дверь, одна стена, куча мусора и упавшая крыша.

Тогда я побежал. Я бежал так быстро, как только мог, хромая на одну лапу. Начался дождь. У меня почему-то жгло в глазах, и я почти ничего не видел. Я бежал с полузакрытыми глазами, нюхал влажную землю, отыскивая дорогу в горы. Нос у меня тоже болел, поэтому запахи я различал плохо. К счастью, нужно было учуять лишь самое главное: по бокам дороги — острый запах травы, в центре — смесь из запахов глины, человеческих башмаков, лошадиных копыт, дождевых червей, ящериц и лягушек.

А ещё вокруг сильно пахло дымом. Лишь когда я поднялся высоко-высоко, запах дыма отстал от меня и я смог перевести дух. Земля подо мной казалась одним большим костром, а облака надо мной — мешками с пеплом.

Глава 3. Из тёплого дома к жизни без крова

Мы, собаки, — не дикие животные. Мы домашние.

Мы привыкли жить среди людей. Если уж по какой-то причине собака осталась одна, то, конечно, пытается выживать, но для неё это непросто.

До того как упала бомба, я был домашним псом.

Мне было сухо, когда шёл дождь, и тепло, когда шёл снег.

Дважды в день моя миска наполнялась едой.

Я был чистым. У меня не водилось блох.

Я ходил по коврам и паркету.

Я спал на коврике в уютной комнате.

Иногда Мирек или Янинка разрешали мне спать в своей кровати, под одеялом.

Я привык играть с ними, бегать по траве, ловить мячик. Я привык, что меня гладят, обнимают, жалеют.

Я дружил только с такими же чистыми и воспитанными домашними псами, каким был сам.

Если собака разом теряет дом и друзей, для неё наступают трудные времена.

Собаки — не волки. Мы не умеем выживать в диком лесу, охотиться по ночам и переносить непогоду.

Собаки — не птицы. Мы не умеем вить себе гнёзда.

Собаки — не люди. Мы не умеем строить дома с холодильниками и кухнями, ездить в машинах, покупать еду.

Как только мы перестаём быть домашними и становимся бездомными, мы превращаемся в несчастных бедолаг.

Даже кошки — и те могут жить на улице. Но мы — нет.

Мне нравилась моя прежняя жизнь. Только упала бомба, и моя прежняя жизнь закончилась.

Теперь я жил на улице, страдал от голода, холода и кусачих блох. К счастью, у меня были вещи, которые я любил. Хотя их осталось очень мало.

Конечно, была и куча вещей, которые я терпеть не мог.

Но про них неохота думать, так что я перечислю не все, а только самые нелюбимые.

Глава 4. Ни крошки во рту. Как плохо одному!

В первые недели я спал в заброшенном старом вагоне на железнодорожной станции. Кроме меня там ночевали ещё пять бездомных собак. Во сне мы прижимались друг к другу, кое-как спасаясь от холода. С первыми лучами солнца я выбирался из вагона и брёл к своему дому. Вот только прежнего дома больше не было.

Каждое утро я просыпался и представлял себе дом. Мне казалось, он всё ещё там, на месте, и я смогу увидеть его, услышать детские голоса, почувствовать запах выстиранного белья и свежих булочек. Я мчался туда, радостный, со всех лап. Глаза у меня блестели, а уши стояли торчком. Взбегая на пригорок напротив дома, я мысленно говорил себе: «Уже близко! Быстрее! Сейчас ты увидишь Янинку, вон она выглядывает из окна!»

И каждый раз было одно и то же: с пригорка я видел руины, кучу брусьев, черепицы и кирпичей. Я подходил ближе, обнюхивал всё вокруг, искал и искал, но не находил ничего от прошлой жизни. Никаких радостей. Там не пахло ни детьми, ни свежим утром, ни чистыми полотенцами, ни гренками к завтраку. Запахи табака и краски стали какими-то кислыми, а цветами если и пахло, то лишь увядшими. Книги, шторы, простыни валялись посреди мусора, пахли чем-то палёным и ещё заплесневелым, потому что размокли от постоянных дождей.

Тогда я ложился на землю и ждал непонятно чего. Я скулил и выл до тех пор, пока солнце не поднималось высоко-высоко. Уж не знаю, случается ли такое со всеми собаками, но мне было трудно привыкнуть к мысли, что щекотка и беготня в саду среди развешанных простыней исчезли навек.