Мокко

У меня ныло в животе. Во рту пересохло, сердце глухо стучало в груди. Сказать ей… сказать сейчас… Забудьте про макияж, Эва Марвиль! Да, я знаю, как вас зовут. Уберите косметику. Мне не надо даже садиться. Я пришла к вам, потому что вы сбили моего сына на своем «мерседесе» цвета «мокко» в среду 23 мая в Париже. А потом уехали с места происшествия. Мой сын сейчас в коме. Вот зачем я здесь.

Но я не могла говорить. Я сидела и смотрела, как тщательно она выбирает тональные средства, карандаши, кисточки. Я застыла на месте, попросту вросла в кресло. Меня словно парализовало. В зеркале отражалось мое худое заострившееся лицо. Сероватая кожа, круги под глазами. Глаза показались мне огромными, более светлыми, чем обычно. Глаза сумасшедшей… Глаза, которые следили за каждым ее движением, за каждым жестом, каждым вздохом.

Она еще ни разу не прикоснулась ко мне. Я страшилась этого момента. Когда он наступил, я закрыла глаза. Она начала с очистки кожи лица.

Я чувствовала, как пальцы женщины, сбившей Малькольма, касаются моих щек и лба. Чувствовала прикосновения рук, которые лежали на руле «мерседеса» цвета «мокко».

– Расслабьтесь, мадам!

Я открыла глаза. Она ободряюще улыбалась, в пальцах у нее был зажат ватный диск. Я не смогла произнести ни звука. Только смотрела на нее безумными глазами.

– Хотите, я поставлю музыку? Быть может, это поможет вам отвлечься.

Наверное, я кивнула, потому что она повернулась и сунула в проигрыватель компакт-диск. То, что я услышала через секунду, ошеломило меня.

On candystripe legs the spiderman cornes
Softly through the shadows of the evening sun.[62]

«Lullaby»[63] группы «The Cure».

Любимая песня Эндрю.

Это было так абсурдно, так неожиданно – эта композиция, в этом месте, что я не смогла сдержать удивления. Эндрю так нравилась эта песня, что он мог слушать ее по пять-шесть раз подряд. Ее мы чаще всего слышали дома, в его машине, в его офисе. Малькольм и Джорджия знали ее наизусть и мастерски подражали плаксивому голосу Роберта Смита.

– Так лучше? Вам нравится эта песня?

Медленными движениями она очищала мою кожу. Молочко для демакияжа пахло миндалем и чем-то очень детским – нежным, приятным. Зеркало отражало мое лицо – розовое, гладкое, голое.

Эва Марвиль заговорила снова:

– Я обожаю английские поп-группы. «Tears for Fears», «The Cure», «Depeche Mode», «Soft Cell». Но это единственное, что мне нравится в англичанах! Может, вы предпочитаете другую музыку?

– Нет, мне эта группа тоже нравится.

«Candystripe legs». He так-то легко перевести – «candystripe legs». Получается: «у человека-паука ноги в разноцветную полоску, как рисунок на леденце». Я вспомнила рассуждения Эндрю на эту тему: «Жюстин, слово «candystripe» нельзя перевести, оно непереводимо в принципе. Ты не можешь сказать "ноги в разноцветную полоску". Это будет совсем не то!»

Она наносила на мое лицо слой жидкого крема.

– Вы не любите англичан? – спросила я.

Она передернула плечами.

– Они тоже от нас не в восторге, вы не находите?

– Англичане считают нас грязными и претенциозными шовинистами.

Смех Эвы Марвиль был похож на воркование голубя.

– Грязными? Скорее, это они грязные. Все такие белокожие, женщины – такие мужеподобные… и все они – снобы. Но их музыку я обожаю. Вот этот диск «The Cure», например. Лучше придумать невозможно. Роберт Смит – гений. Его внешность, его голос, его тексты, этот клип на песню «Lullaby» – все гениально. Вы не находите? Англичане – короли музыки, еще со времен «The Beatles» и «The Stones». Стинг. Энни Леннокс. Элтон Джон. Брайан Ферри. И даже новое поколение, к примеру, «Cold Play». Мы отдыхаем с нашими доморощенными Джонни и Сарду.

A movement in the corner of the room,
And there is nothing I can do.
When I realise with fright,
That the spiderman is having me for dinner tonight.[64]

– Расскажите мне, пожалуйста, о платье.

Ее вопрос привел меня в недоумение.

– О платье?

– Да, о платье, которое вы наденете на свадьбу, мадам.

Ни намека на раздражение в ее тоне. Вежливость, доброжелательность. Терпение.

– Я должна знать, какого цвета ваш наряд, чтобы подобрать оттенки для макияжа.

– Да, я понимаю, – пробормотала я, потом добавила: – Мое платье бронзового цвета. Но это не моя свадьба. Моя сестра выходит замуж.

– Прекрасно. Значит, ваше платье бронзовое. Что ж, оно прекрасно подчеркнет цвет ваших глаз.

Она в течение нескольких секунд рассматривала мое лицо. Потом снова улыбнулась. Крупные зубы, ямочки на щеках.

– Тогда начнем? Сначала я нанесу тональный крем. Мы сделаем легкий макияж, вы увидите, получится замечательно!

Она снова склонилась надо мной, и я ощутила запах ее парфюма – легкий цветочный аромат, который окутывал ее. И на мгновение – запах пота, практически неразличимый.