Мокрая магия

— Он говорит, что контроль за голосом практически полностью зависит от умения слышать произносимое — разумеется, при наличии исправного механизма. Вот почему у глухих, у которых связки в полном порядке, голос меняется до неузнаваемости, а со временем вообще утрачивает модуляции. К счастью, как видишь, я не глухая!

Дейрдре закружилась вокруг Гарриса, звеня блестящими складками платья, и бесподобно пропела гамму. Дойдя до верхней ноты, она так же правильно и постепенно понизила голос — словно ручеек сбежал по камушкам. Гаррис не успел зааплодировать, как Дейрдре продолжила:

— Ты убедился — все очень просто. От профессора потребовалось лишь немного изобретательности, чтобы подстроить механизм под меня. Вначале он разработал новую модель забытого синтезатора речи — ты, вероятно, слышал о таких. В исходном виде они были очень громоздки. Ты имеешь представление, как они работают? Речь разбивается на ряд элементарных звуков, а потом на клавиатуре из них набираются различные комбинации. Думаю, что изначальными звуками служили различные шумы, типа шипения или шиканья, но мы добились плавности и в конце концов составили обычный произносительный ряд. Теперь мне остается только мысленно нажимать на клавиши моей, э-э, акустической системы — так, кажется, это называется. Конечно, в действительности все не так примитивно, но я уже делаю это бессознательно. Я разговариваю и автоматически подгоняю речь под услышанное. Если бы на моем месте — вот здесь — оказался ты, то поступал бы точно так же, то есть те же самые клавиатура и диафрагма воспроизводили бы уже твой голос. Все зависит от мыслительных образцов, которые передаются телу или, теперь, механизму. От мозга исходят сильнейшие импульсы, которые потом поступают куда требуется: сюда или вот сюда…

Дейрдре коснулась кольчужного платья в нескольких местах, затем смолкла и посмотрела в окно. Подойдя к камину, она снова устроилась в своем мягком кресле. Ее металлическое лицо было обращено к Гаррису; сквозь аквамариновую маску он чувствовал на себе ее испытующий взгляд.

— Как-то… странно ощущать себя в этом… в этой… вместо своего тела, — призналась она. — Но не настолько непривычно, как ты, возможно, себе воображаешь. Я много размышляла — на это у меня было предостаточно времени — и пришла к выводу, что человеческое «я» обладает громадной мощью. Я вовсе не собираюсь утверждать, что это некая мистическая сила или что она может подгонять под себя механизмы, но все-таки она существует. Она проникает и в неодушевленные предметы, и тогда у них тоже появляется частичка индивидуальности. Например, люди накладывают отпечаток на свое жилище — я не раз в этом убеждалась. Даже в отсутствие хозяина в комнате будто витает его дух. Это происходит не только с домами, но и с вещами, особенно, как мне кажется, с теми, от которых зависит жизнь и безопасность человека. Возьмем корабли — у каждого из них свой характер. А самолеты — военные пилоты часто рассказывают о том, как их машина была повреждена столь серьезно, что не должна была держаться в воздухе, но тем не менее боролась за жизнь наравне с экипажем. Даже у оружия есть свое лицо. И летчик, и матрос обращаются к самолету или кораблю как к человеку, так же как и солдат к своей винтовке, потому что они вверяют им свою жизнь. Сложный механизм со множеством подвижных частей создает имитацию жизнедеятельности и заимствует у своего хозяина не саму жизнь, конечно, но часть его личности. Не могу объяснить точнее. Может быть, металл поглощает расходящиеся от мозга электрические импульсы — особенно в минуты крайнего напряжения.

Так вот, со временем меня посетила мысль, что мое новое тело должно подчиняться мне не менее охотно, чем самолет или корабль, — не говоря уж о том, что все его «мышцы» полностью контролируются мозгом. Я уверена, что люди, изобретающие различные механизмы, чувствуют с ними некое сродство. Они придумывают их у себя в голове, вынашивают замысел, и это можно сравнить с зачатием и беременностью. Плоды их труда похожи на своих создателей, а также на тех, кто умеет с этими механизмами управляться и работает с ними.

Она смущенно поерзала и гибкой рукой провела по бедру, обтянутому металлической сеткой.

— Ну вот, это я, — продолжила она. — Из металла — но все же я. Чем дольше я живу в нем, тем больше к нему привыкаю. Это и мой дом, и механизм, от которого зависит моя жизнь, — только мне оно гораздо ближе, чем любой дом или машина для человека. Знаешь, иногда я задаю себе вопрос: придет ли такое время, когда я забуду о старом теле — каково оно на ощупь — и прикосновения к металлу будут для меня столь же привычны?..

Гаррис не отвечал. Он сидел неподвижно, изучая ее бесстрастное лицо. Дейрдре заговорила вновь, и голос ее теперь звучал так мягко и задушевно, что, несмотря на отсутствие глаз, Гаррису невольно представился ее теплый внимательный взгляд.