Мокрая вода

– Нет. У нас сплошные атеисты! Бабушка – рабфаковка. Де в снабжении работал. Какие-то гвозди, что ли, у пролетарской власти скоммуниздил. Дали десять лет за растрату «в особо крупных», с конфискацией – «пригвоздили» к позорному столбу соцзаконности. Так что – ни власть, ни попов у нас в доме не приветствовали! Мать влюбилась в инструктора райкома партии. Это я недавно узнал. Он биографию невесты узнал – и не получил «благословения» от партайгеноссе. А подпольный аборт она делать не стала.

– Значит, ты – бастард, – задумчиво сказал Василич, – безотцовщина.

– И больше про неё не слышно было, про Элю? – полюбопытстовал Геныч.

– Время прошло, перегорело всё внутри. И тут неожиданно звонит её институтская подруга, Олеся – ездила по вызову в Штаты, в гости, – надо встретиться! Опять во мне волна поднялась! Встретились в кафе, в том самом, нашем с Элей – откуда всё начиналось. Присели. Передаёт Элечка привет вам, уважаемый Михалыч, просит не переживать, вы остались в её сердце! Вышла замуж за банковского клерка, сына родила. Гроссе аидэше глюк – «большое еврейское счастье»! Олеся меня успокаивать начала. Выпили. Проснулся утром у неё в постели. Так захотелось удавиться!

– Значит – хорошие подруги! – заметил Геныч. – Как не успокоить! Это нам знакомо!

– Да…

По столу ползла большая муха, ленивая, осенняя. Отогрелась на солнышке. Боб попытался её прихлопнуть свёрнутой газетой – не тут-то было! Хоть и вялая, но за лето налетала много часов – помудрела. И улетела как перегруженный тяжёлый бомбардировщик – низко, медленно, но уверенно.

Все проследили за ней взглядом. Так же вяло, без эмоций – одной мухой больше, другой меньше.

– Тяготится траекторией планеты, – подумал вдруг Боб. А вслух произнёс:

…Осень. Бесшумно горят кометы.
Кто-то пройдёт, не заметит.
Не напрягая нервы,
Не утруждая слух,
К вечности мирозданья
В заботах и слеп, и глух.
А кто-то подумает вслух,
В звёздную бездну глядя:
– Пылинки – астероиды для мух!

– Пора уже сборничек складывать, Боб! – серьёзно сказал Михалыч.

– Экспромт, чтобы от грусти отвлечь, – извинился Боб.

И в эту минуту муха влетела в паутину, раскинутую между двумя соснами, завозилась неуклюже. Ниточки засеребрились на солнце. Раскорякой выскочил паук. Ловко упаковал муху и скрылся в какой-то чешуйке коры, выжидая, пока всё успокоится, чтобы перейти к трапезе.

– Смотри! – Михалыч указал на паутину – Одна маленькая козявка оказалась шустрее четверых зрелых индивидуев!

– Паук – хорошая примета! – сказал Василич.

* * *

– Знавал я одного «перца», – заговорил Геныч, словно не слыша, – бывший мент. К началу перестройки они многие масть поменяли! И вот приходит он в банк, платежи какие-то сделать по бизнесу. Что-то напутал, пошёл к старшему менеджеру. Симпатичная женщина! Пообедали вместе. Вспыхнуло у них и запылало! Оба – в браке, ну – развелись. Она – дочь банкира. Полетели в Израиль! Сделал он обрезание, как-то сговорились. Его сразу в банк взяли, директором кредитного департамента, признали своим, должно быть, не знаю – врать не буду! Сын у них родился, Генрихом назвали.

– В честь наркома Ягоды?

– Почему?

– Ну, он же бывший мент!

– Нет. В память о Гейне. Поэте. Дедушке богатому очень нравился.

– Я умных и башковитых – уважаю, – сказал Михалыч. – Хитрожопых – терпеть не могу! Независимо от национальности. Я – человек искренний, но хитрожопым в это не верится, они считают это хитростью в кубе, настораживаются, стараются избавиться.

Так вот. В один прекрасный день Олеся мне говорит – беременна! Доутешались! Я, как порядочный – давай поженимся! Вскоре дочь родилась. Перестройка грянула! Полез я в бизнес. Вроде бы пошло нормально. Тогда только ленивый за деньгами не наклонялся!

Кожаные куртки шью – разлетаются, как пирожки горяченькие. Аркаша, друган старинный, помог поначалу.

Отправил Олесю на экскурсию, в Париж. На две недели. Помните, у Жванецкого: «С детства мечтал зубы вставить. Вставил! Ащющюстляются мечты!». Возращается она, а меня «братки» развели на сорок «зелёных». И стал я – никем и без всего, за два дня. Что делать? Давай, говорю, квартиру заложим на год-два. Потом снова раскручусь, потерпи немного. А она заявляет – прости, милый! Уезжаю от тебя! Встретила мужчину всей своей жизни на берегах Сены и Луары, к тому же – миллионер! Я у себя в Шепетовке о таком всё время мечтала, и не ври, что любишь меня! Забрала дочь. Укатила. А дочь я люблю, бывает так!