…Лапшов был главарем банды… Десятников занимал пост начальника штаба банды, потому что он, по образованию, инженер. Он тщательнейшим образом готовил каждый налёт. И вот теперь сидит перед майором Владимиром Чельцовым.
— Вам помог случай, — цедит Десятков, — а то бы вам, со всем вашим аппаратом и техникой, не догнать меня, как Ахиллес не догонит черепаху. Впрочем, пардон, я забыл, где я…
— Вы полагаете, — говорит Чельцов, — Зенон всё-таки прав? Может быть, в этом самая ваша большая ошибка? Вы забыли…
— Пардон, — брови Десяткова ползут вверх, — я в МУРе или в институте философии? Вам, случайно, ничего не говорит такая фамилия — Эйнштейн?
— Что ж, давайте о квантовой механике поговорим. Но не лучше ли к делам земным перейти. Где действуют, увы, помимо ньютоновских и уголовные законы…
….Бандит с высшим образованием заговорил…
— Диалектика? — спросил напоследок Собеседник, и ушел, оставив на столе «Известия».
«Документ к диалектике Октября», — подумал Автор, разглядывая газетную страницу. Потом он ее отодвинул и принялся за свои давние записки и заметки, чтобы показать —
Переплетение судеб Кулибина, Решкова и Суходолова
Бывали минуты, когда Кулибин, потрясенный откровенностью Решкова, спрашивал:
— Зачем вы так?
— Не знаю, — обычно отвечал Решков, но однажды, словно не выдержав, придвинулся к Кулибину и зашептал:
— Знаю! Потому что уже давно понял: лишний я всем и никому не нужный. Как бельмо на глазу.
Кулибину показалось, что Решков пьян. Нет, не пьян, должен был признать Кулибин, и тут же обратил внимание на глаза Решкова, блуждающие и как будто не могущие остановиться на чем-то определенном. Безвольные, они неуверенно кидались из стороны в сторону, словно старались поспеть за степным ветром, тоже неизвестно куда спешащим.
Ему до боли стало жалко этого большого, растерявшегося перед жизнью человека.
— Попробуйте, Леонид Николаевич. Хотя… что-то изменить вы не сможете, но сами, сами неужели не можете измениться?
— Разве я об этом не думал? — ответил Решков. — Думал. Много раз. И пришел к выводу: не в то окошечко я заглянул. По ошибке, быть может. Да только с тех пор пошло всё шиворот-навыворот. Вот такой случай. Он вам может сгодиться. Для вынесения приговора мне, по моим же собственным признаниям… признаниям добровольным, не добытым Лубянкой.
— А если уже довольно признаний, Леонид Николаевич? Тогда что?
Решков растерялся. Потом схватил руку Кулибина, и как будто боясь, что тот убежит, стал приглушенно говорить о своем детстве, о полковнике Мовицком и его дочери Ирине, говорить обо всем, ничего не утаивая, до мельчайшей подробности и так выразительно, словно читал кем-то составленные мемуары.
— Неужели всё это правда? — вздрогнув, спросил Кулибин.