Я была так возбуждена, что всю ночь перед отъездом не могла заснуть. Я лежала, рассматривая паспорт с пакистанской и индийской визами, и представляла себе, что они дадут мне возможность уехать в Америку. По какой-то причине я считала, что должна жить в Нью-Йорке.
Я была еще ребенком и ничего не знала ни о Нью-Йорке, ни об Америке, кроме того, что слышала от взрослых: именно благодаря им я решила, что Нью-Йорк — это рай на земле, что все его жители прекрасны и богаты, что они возлежат на тончайших шелках и едят экзотическую пищу с китайского фарфора. Мне казалось, что лучше этого места и придумать невозможно.
Я нервничала и боялась, что что-нибудь случится и помешает нашему отъезду. Поэтому усердно молилась Аллаху, чтобы он беспрепятственно позволил бы нам выехать из Афганистана.
Погода была холодной, как обычно в Афганистане в январе. Мама настояла на том, чтобы я надела старое пальто, и я была в отчаянии оттого, что окружающие будут лицезреть меня отнюдь не в модном одеянии. Однако, когда к дому подъехало такси, которое должно было доставить нас на автобусную станцию, мое внимание переключилось на более насущные проблемы. На автобусной станции нас окружила толпа возбужденных друзей и родственников. Казалось, весь наш род собрался, чтобы проводить нас. Тетушки и двоюродные сестры вручили нам корзины с продовольствием, чтобы мы не проголодались в дороге. Даже наш бывший наставник, простив маме необдуманные слова, произнесенные ею в день переворота, стоял расплывшись в широкой улыбке.
Папа приобрел билеты на автобус, и я сразу же бросилась в салон выбирать лучшие места. Потом появился водитель, двери закрылись, и мы тронулись. Прощальные приветствия, выкрикиваемые нашими родственниками, долетали до меня на протяжении еще целого квартала.
К счастью, Кабул и Джелалабад связывала одна из лучших дорог в стране. Мы беспрепятственно выбрались из города и начали петлять между покрытых снегом скал. Я следила за ручьями, струящимися по иссохшей земле, и птицами с ярким оперением, которые перепархивали в зеленых кустах.
Я наблюдала за складками холмов, перераставших в горы, и думала о том, сколько людей видело это уже до меня. Вскоре мы поднялись настолько высоко, что оказались среди облаков. Мама была так напугана опасными поворотами, что закрывала глаза, чтобы не видеть, как дорога извилистой лентой спускается вниз.
Мы разглядывали газелей, вскидывавших высоко в воздух свои изящные тела, и несколько одичавших гончих. Дорога в основном пролегала вдоль реки, которая становилась все шире и синее. Мое внимание больше всего привлекали крепостные сооружения, с помощью которых сельские жители охраняли свои поселения, оставляя в башнях расщелины для винтовок.
Хромой ослик, брошенный на обочине дороги умирать, заставил меня прослезиться. Это было горестное зрелище. У меня на родине охромевших животных бросают на дороге. Афганцы не убивают животных, избавляя их от страданий, они препоручают их Аллаху, чтобы тот принял решение — жить им или умереть. Поэтому я лишь вздохнула и отвернулась — я ничего не могла поделать.
Вскоре солнце опустилось за горы, придав белому снегу розовый оттенок, а теням цвет яркого индиго. Как раз в этот момент папа сообщил, что мы пересекли границу с Пакистаном. Мы вышли из нашего роскошного автобуса и погрузились в такое ветхое такси, что мне показалось, оно рассыпется, не доехав до Пешавара.
Внезапно улицы заполонили толпы людей. Никогда в жизни я еще не видела такого количества народу. Я почувствовала себя неуверенно, ибо привыкла к малонаселенной стране, но стоило нам выйти из такси, как мое внимание привлек поезд, на котором мы должны были добраться до Нью-Дели. Я еще никогда раньше не ездила на поезде.
— Почему это Пакистан гораздо более развит по сравнению с Афганистаном? — спросила я отца.
— Англичане, оккупируя страну, занимаются ее развитием, — терпеливо пояснил папа. — Они строят дороги, поезда, правительственные здания, школы и организуют торговые предприятия.
— Тогда мне жаль, что англичане не оккупировали Афганистан, — вздохнула я, зная, что британцы неоднократно пытались это сделать, но ничего не получилось. Мне было горько видеть, что моя родина на много лет отставала от нашего ближайшего соседа.
— Дочь моя, — с грустью откликнулся папа, — неужто ты хочешь жить под флагом чужого государства?
— Нет, — вынуждена была согласиться я.
Я гордилась тем, что никому не удавалось завоевать Афганистан. Наши отважные и свирепые воины готовы были дать отпор любому завоевателю. Самые многочисленные и хорошо выученные армии мира не могли подчинить себе Афганистан.
— Вот и хорошо, — с довольным видом кивнул папа. — Вот и гордись тем, что ты — афганка. Ты свободна и живешь под флагом своей родины.
«Свободна быть бедной и отсталой», — подумала я, но ничего не сказала, так как папа явно гордился тем, что афганским воинам удавалось противостоять всем завоевателям.