Мы были счастливы в тот день, и, возможно, это был мой последний счастливый день в Афганистане. Мы болтали о предстоящей поездке, предвкушая, как будем купаться в холодной воде и устраивать пикники в роскошных садах. Я была вдвойне счастлива, так как мой отец позволил мне сесть за руль и отвезти моих подружек к школе на своей машине, где нам предстояло сесть в автобус. А машину папа собирался забрать позднее.
Несмотря на то что кое-кто из жительниц Кабула умел водить машину, никто из них не осмеливался сесть за руль без мужчины. Я была одной из немногих кабульских девушек, кому было позволено ездить на машине без сопровождения отца.
Когда вечером такси доставило меня к дому, я удивилась, увидев выбегающих из дверей маму, Надию и няню Муму. Няня Мума трусила с воздетыми вверх руками, словно собиралась отразить летящую пулю. Мама плакала.
— Ты жива! Ты жива! — бормотала Надия, приехавшая на каникулы из Индии, вытаскивая меня из машины.
— Что случилось? — испугалась я. — Что-то с папой?!
— Марш в дом! — взвизгнула мама.
— Слава Аллаху, ты жива! — воскликнула Мума, вытирая свои покрасневшие глаза.
К этому моменту я была уже настолько обескуражена происходящим, что меня начала бить дрожь. Теперь я уже не сомневалась, папа умер! Что еще могло довести моих близких до такого состояния? Не успели мы войти в дом, как раздался оглушающий взрыв, потрясший все здание до основания.
Мама вскрикнула. Надия и Мума бросились в разные стороны.
— Что случилось? — закричала я, чувствуя, что к глазам у меня подступают слезы.
Мама бормотала что-то бессвязное, поэтому я кинулась к телефону и набрала номер офиса моего отца. Номер был занят.
Только тут я различила звук автоматных очередей, после чего снова раздался взрыв, от которого содрогнулся дом.
Затем зазвонил телефон.
— Мариам, слава богу, ты дома, — раздался в трубке папин голос.
Когда по телефону до меня тоже донесся звук автоматных очередей, внутри у меня все сжалось от страха. Неужели папиной жизни что-то угрожало?
— Кто это стреляет? — спросила я.
— Немедленно возвращайся домой! — закричала мама, вырывая трубку из моих рук.
Но оттуда доносились лишь короткие гудки — связь была прервана.
Я стояла как вкопанная.
— Боже мой! Боже мой! Спаси его! Спаси! — с этими криками мама кинулась в спальню.
В течение нескольких часов наш благополучный мир перевернулся вверх тормашками. Я снова набрала номер отца и была изумлена, когда кто-то взял трубку, но в тот же момент на другой стороне линии раздался взрыв. Теперь я уже не сомневалась, что папа погиб.
Я кинулась к маме и принялась трясти ее, пытаясь остановить рыдания.
— Мама! Что происходит? Кто на нас напал?
— Мариам, это заговор. Это военный переворот, — между всхлипами выдавила она из себя.
— Где? Что?
— Известно лишь то, что кто-то напал на дворец.
Мы с мамой уставились друг на друга. Папа работал всего лишь в квартале от президентского дворца.
Никогда еще я не испытывала такого ужаса. Я думала лишь о своем отце, человеке, который еще в детстве окунулся в военную жизнь, но ни разу не участвовал в настоящих военных действиях.
Мама, Надия и няня сидели по своим комнатам, а я в ожидании застыла у входной двери. Я простояла так три часа, вздрагивая от оглушительных звуков боевых действий, которые доносились отовсюду, и стараясь не представлять себе причиняемых ими разрушений. И как раз в тот момент, когда ноги у меня уже начали подгибаться, я увидела папину машину, которая на полной скорости неслась по дороге.
Я выбежала на улицу и тут же ощутила запах дыма. Отовсюду доносились автоматные очереди. Но я об этом даже не думала, главное, папа был жив.
Увидев меня, он выскочил из машины и обхватил меня за плечи, увлекая обратно в дом. И тут мы услышали свист пуль, врезавшихся в стены ближайших домов.
Нас тут же окружили родные.
— Меня спас Жорж Перуш, — сообщил нам папа.
Жорж Перуш был послом Франции и дружил с моими родителями, дядей Хакимом и его семьей. А посольство находилось по соседству с папиным офисом.
— Во время небольшой передышки сотрудники французского посольства начали эвакуироваться, — продолжил папа. — И тогда ко мне вбежал Жорж, прокричавший, чтобы мы перебирались в посольство. Он считает, что надо уходить из Кабула. Мои сотрудники отправились с французами, а я бросился домой. — Он улыбнулся. — Разве я мог оставить своих девочек? Боюсь, Дауд убит, — добавил он после последовавших слез и объятий.
Я вскрикнула. Мне всегда нравился наш президент, особенно потому, что его образ ассоциировался у меня с благополучием отца.
— Резиденция президента была окружена и понесла серьезные разрушения, — похлопав меня по руке, сказал папа. — Когда я уезжал, стены были пробиты, а сам дворец окружен танками, хотя сражение к этому времени уже закончилось. И никто не стрелял ни снаружи, ни внутри, — он печально покачал головой. — Боюсь, там никого не осталось в живых.