Девяносто процентов времени я нахожусь в уравновешенном состоянии и бесячем окружающих спокойствии.
Но, есть чертовы десять процентов, которые я контролирую и выпускаю в тренажерном зале. Раньше я выпускал их, участвуя в боях. Но, это уже в прошлом.
Через обещанный час частный самолет семейства Буровых приземляется в местном аэропорту.
Я в нетерпении ожидаю, когда самолет пристроится в отведенном ему месте.
Трап подведен, дверь открывается.
Появляется Стас. Он выше меня где-то на пол головы и чуть крупнее меня. Темные волосы и голубые глаза, по внешности как истинный русский богатырь.
Обычно, он вечный весельчак, но сейчас лицо его хмурое. На нем светло-серый костюм, белая рубашка верхние пуговицы, которой расстегнуты. Левая рука в кармане брюк.
Он остается стоять наверху, закуривая сигарету.
Тяжело выдыхает, выпуская дым из своих легких, когда я мигом взлетаю по трапу и останавливаюсь рядом с ним.
Немой диалог глазами. Мы понимаем друг друга без лишних слов.
— Не сомкнула глаз весь полет, — сухо произносит Стас, делает очередную затяжку, отводя глаза куда-то в сторону.
Захожу в салон самолета.
В салоне находится четыре кожаных кресла песочного цвета, пару столиков и такой же кожаный диван.
Люди Стаса приветственно кивают и покидают салон, как и присутствующий персонал.
Вижу Киру, сидящей, обхватив свои колени и прижимающей их к груди, в дальнем углу дивана.
На ее плечи на брошен плед. Ее подбородок лежит на ее коленях, взгляд устремлен вперед. Кира словно не замечает моего присутствия.
Ее отрешенный вид отбрасывает меня на несколько лет назад. В тот день, когда умерли ее родители.
Выхожу из своей спальни, раскладывая телефон и кошелек по карманам джинс.
— Пап, я готов. Можем ехать, — кричу отцу, спускаясь по лестнице на первый этаж.
Сегодня отец вернулся с очередной командировки. Мы решили поужинать в каком-нибудь кафе.
Звук бьющейся посуды, заставляет меня практически вбежать на кухню. Вижу застывшего отца с телефоном у уха. Стакан, который он видимо держал в руке осколками рассыпан у его ног.
Его спина вздрагивает от судорожного вздоха.
— Когда? — спрашивает он кого-то.
Подхожу к нему ближе, становясь перед ним. Пытаюсь услышать, кто на том конце провода, но все тщетно.
— А их дочь? — задает новый вопрос отец, а у меня на этом слове все внутри замирает. — Понял. Буду.
Отец заканчивает разговор и еще с мгновение смотрит в одну точку.
— Папа? — негромко, но требовательно зову его.
— Арсеньевы разбились на машине, — негромко и ошеломленно произносит отец.
Тело пронзает боль и страх.
— Кира? — только и могу произнести.
— Она была дома. К ней сейчас едет полиция, чтобы сообщить…, - на этих словах, отец поднимает на меня глаза, и мы, не сговариваясь, начинаем двигаться к выходу.
Подъехав к дому Арсеньевых мы видим машину «скорой» и ДПС. «Скорая», наверное, для подмоги, в случае истерики Киры.
Не дожидаясь лифта, по лестнице поднимаемся на пятый этаж.
Топот ног и шелест курток отражаются от стен подъезда.
Я — первый, отец не отставая позади меня.
Нажимаю на дверную ручку, и она поддается. Дверь не заперта. В коридоре на нас оборачиваются сотрудники служб.
Какого черта они столпились в коридоре и на входе в зал?
Два фельдшера скорой стоят, обеспокоено поглядывая в сторону зала. Один из них обращается к ДПС-нику, что замер в самом проходе.
— Может все-таки укол? — осторожно интересуется один из фельдшеров, обращаясь к нему.
— У нее нет истерики, — хмуро смотря в глубь зала, произносит ДПС-ник.
— Но, она и не плачет, — удивленно отвечает фельдшер.
На этих словах я начинаю продвигаться дальше.
Стоящий ближе к нам ДПС-ник делает попытку меня остановить, но слышу спокойным голос отца за своей спиной.
— Мы — Кутерины. Нам звонили, — негромкий разговор продолжается, но я уже не слушаю.
Не обращая внимание на взгляды присутствующих, осторожно, словно боюсь кого-то спугнуть, пробираюсь ко входу в зал.
В полумраке комнаты я вижу Киру, сидящую на полу.
Прижимается спиной к дивану, обхватив руками свои ноги, притягивая колени к груди.
Взгляд пустой, отрешенный устремлен в неизвестность.
Медленно приближаюсь к ней. Опускаюсь на колени, ожидая, когда она сама обратит на меня свое внимание. Этого ждать долго не приходится.
Медленно ее голова поворачивается в мою сторону, а глаза пробегаются по моему лицу, а потом смотрят в мои.
Секунда.
Другая.
Надрывный, короткий выдох.
Слезы потоком из глаза.
— Артем, — выдыхает она, обхватывая руками мою шею, зарывается лицом в изгиб шеи и плеча.
Не задумываясь, крепко обнимаю ее в ответ.
Она словно ждала, кого-то знакомого, близкого, чтобы сломаться. Чтобы позволить себе разрыдаться. Она ждала меня.
— Их нет. Их больше нет, — сквозь слезы, слышу ее приглушенные слова.
— Тише… тише, — только и могу говорить ей, обнимая ее все крепче и крепче.
Я медленно приближаюсь к ней.
Оказавшись перед ней, присаживаюсь на корточки, и внутри все вскипает чертовой лавой.
Левая бровь рассечена и опухла. На бровь наклеено несколько тонких пластырей для сведения краев раны.