Молчаливая роза

Какие бы у нее ни были замыслы, ее тянуло к Джонатану как к мужчине. В этом у него сомнений не было. И он намеревался извлечь выгоду из ее желания, сыграть на нем и завлечь ее к себе в постель.

Но он не позволил себе забыть: если это удастся, то удастся подчинить ее себе и во всем остальном. Это не было его главной целью, однако он не мог отрицать, что близость сулила и такую выгоду. Тогда он сможет следить за ее поступками, отводить подальше от опасной зоны и ласково отговаривать писать книгу о Стаффордах.

Кроме того, он бы наконец утолил нарастающее желание овладеть ею. Джонатан беспокойно задвигался в кресле. Тело так напряглось, что стало неудобно сидеть. Поцелуй, которым они обменялись, был необыкновенно жарким и фантастически возбуждающим. Такого он не ожидал. Джонатан все еще не мог забыть, как раздались ее мягкие губы и он языком ощутил влажное тепло ее языка, как затвердели соски на холмиках, прижавшихся к его груди. Теплая, чуткая, отзывчивая, она подходила ему и ростом, и фигурой, словно была изготовлена природой по его заказу.

Интересно, какой она окажется в постели и долго ли придется за ней ухаживать? Неужто и теперь, как это бывало у него со столькими женщинами в прошлом, он насытится и вскоре утратит к ней интерес? Или действительно есть в ней что-то особенное, благодаря чему она заполнит пропасть, зияющую в его сердце?

Глава 10

В плошках красного стекла, стоявших на столе, уютно мерцали язычки пламени коротких, оплывших свеч. Над головами Девон и Джонатана нависал полог, образованный белой деревянной решеткой, увитой зеленым плющом — правда, синтетическим. Тихо звучал голос Марио Ланца в сопровождении скрипок. Подумать только, сюда хаживал сам великий Валентино[12], но сколько же лет назад это было! Какое очаровательное, типично итальянское местечко, сказала себе Девон, как только они вошли в ресторанчик на Гранд-стрит.

Джонатан выбрал этот ресторан за его безыскусный, какой-то особый душевный уют, а также за вкусную еду и обильные порции. Как признал он с милой белозубой улыбкой, итальянская еда толкала его на грех чревоугодия, каковому он вообще-то предавался весьма редко.

Они потолковали о политике, причем обнаружили, что оба довольно консервативны. Девон рассказала, что отец и мать ее, наоборот, ужасные радикалы. Поговорили и о своих хобби — коллекционировании предметов искусства. Джонатан признался в страсти к горным лыжам и посетовал, что интересы бизнеса заставили его бросить этот чудесный вид спорта еще несколько лет назад.

— Я обожал лыжи, — сказал он. — Начал кататься еще мальчишкой. И поныне каждый год, когда выпадает снег, я грущу, что уже не промчусь по крутым склонам…

— А я научилась кататься с гор в университете, но рассталась с лыжами, когда начала встречаться с Майклом. Он не видел ничего хорошего в этом виде спорта, и мои попытки пойти покататься нередко кончались скандалами.

— Готов поклясться, что вы были хорошей лыжницей.

— Неплохой, — улыбнулась Девон. — А могла бы добиться и большего, если бы чаще тренировалась.

— Я вас отлично понимаю.

Потом разговор перешел на парусный спорт — еще одно заброшенное увлечение Джонатана.

Сердце Девон плавилось от теплоты его улыбки.

— Я никогда не ходила под парусами, — сказала она. — Но думаю, мне бы понравилось. Ощущение огромной свободы, ветер в лицо… Должно быть, это чудесно.

— Так оно и есть. А я, стыдно признаться, продал свою парусную яхту. Всегда кажется, что когда-нибудь потом вернешься к любимому делу, но почему-то так выходит, что на это нет времени.

В легкой дружеской беседе они не забывали наслаждаться едой. Обильный салат из больших зеленых листьев, заправленный изумительным вином и оливковым маслом, «ризотто» — морские гребешки — для Джонатана и «ньоччи» с сыром «горгонцола» для Девон. На десерт был подан «тирамису» — сладкий бисквит, пропитанный кофе.

Как бы ни приятны были их разговоры и еда, но ни он, ни она не стали бы отрицать, что подспудно оба ощущали сексуальное напряжение. Глаза Джонатана казались особенно голубыми, очертания губ — более чувственными, чем всегда. Девон не могла заставить себя отвести глаза от его рта. Она уже знала, какими пламенными были эти губы.

— Скажите, — сказала девушка, стараясь, чтобы ее слова звучали как можно более непринужденно, — чем вы занимались, когда я вломилась к вам утром? — Ей хотелось узнать о нем как можно больше.

Он потягивал «кьянти» из бокала. Судя по добродушной улыбке, вопрос ему понравился.

— Мы занимались каратэ. Точнее, одним из его видов — «годзо-рю». Это тоже мое увлечение — одно из немногих, на которое у меня еще хватает времени.

— Расскажите подробнее.

Джонатан поставил бокал на клетчатую красно-белую скатерть. Как всегда, было трудно догадаться, что у него на уме и на душе, но сегодня он казался доброжелательным и открытым. Порой она улавливала в его взгляде откровенную похоть и в эти мгновения чувствовала себя не писательницей и исследовательницей семейных тайн, но красивой и желанной женщиной.