Молчаливая слушательница

– Джордж Хендерсон. А вы, должно быть, мистер Арнольд?

Бакалейщик со смехом пожал руку Джорджа.

– Да, он самый, мистер Хендерсон. Только Арнольд – это имя, а не фамилия, так меня все и кличут.

Джордж тоже рассмеялся.

– А я – Джордж. С моей женой вы уже познакомились. Надеюсь, ты купила все по списку, дорогая.

Он взял ее ладонь, положил себе на сгиб локтя. Гвен улыбнулась, кивнула. Вот что такое «быть замужем» – с улыбкой стоять под ручку с мужем и болтать с приветливыми лавочниками.

– Я слышал, вы купили старую ферму Далглишей?

– Нет, – ответил Джордж. – Ферму Уэнтуортов. На Буллок-роуд.

– Уэнтуортов?

Гвен уставилась в пол, свободной рукой стиснула сумочку.

– А я-то подумал… ладно, видимо, неправильно понял. Что ж, заглянете к нам на следующей неделе, миссис Хендерсон?

Гвен не смела на него посмотреть.

– Да, конечно. Спасибо, Арнольд.

Прежде чем завести мотор, Джордж протянул руку и спросил про сдачу.

– О боже… Прости, Джордж, но сдачи не было.

Гвен открыла сумочку, показала, что там пусто, и сама удивилась, что извиняется.

– Хочешь сказать, вышло ровно три фунта?

– Да… то есть нет. – Голос Гвен вдруг стал тонким. Сумеет ли она солгать мужу? – Вышло даже немного больше трех фунтов, и я попросила Арнольда уменьшить количество говяжьего фарша.

Что с ней такое? Почему не сказать как есть: мол, Арнольд отпустил две сосиски бесплатно в обмен на обещание делать покупки у него?

Джордж молча отъехал от лавки. Через некоторое время Гвен непринужденно спросила:

– Как прошел визит в банк?

Муж, не отрывая взгляда от дороги, вполне дружелюбно проговорил:

– Об этом не переживай. Я позабочусь о банке, а ты позаботься о доме. Вот как должно быть, дорогая.

Гвен, обрадованная его хорошим настроением, охотно согласилась и ответила с такой же любовью:

– Да, дорогой, спасибо.

– Управляющий банком поинтересовался, есть ли у тебя деньги. – Джордж по-прежнему смотрел только на дорогу. – Я сообщил, что ты была исключительно бережлива и делала накопления. Он воспринял новость с большим удовольствием и посоветовал нам обязательно пустить эти средства на закладную. Сказал, что это разумно.

– О…

Гвен не знала, правильно ли так поступать, но раз управляющий банком говорит…

– Когда поедем в город на следующей неделе, возьми с собой сберегательную книжку. Переведем твои накопления на выплату по закладной.

– Какую сумму?

– Ну… всю, дорогая. Так посоветовал банкир.

Джордж улыбнулся, снял с руля руку и похлопал ее по сцепленным ладоням.

Вечером, перед отходом ко сну, он указал на то, что Гвен неправильно сложила его носки, майки и трусы. Заставил повторить за ним «правильно». Пока она копировала действия мужа, ее лицо горело от унижения, и Гвен вновь чувствовала себя так, будто он дал ей пощечину. Второй раз за день.

Много месяцев спустя она уже не могла вспомнить, когда и за что случилась первая настоящая пощечина.

Глава 20 Джой и Рут

Декабрь 1960 года

– Всем доброе утро, – слащаво пропел мистер Джонс.

Его рука покоилась на плече девочки, которую Джой видела впервые.

– Поприветствуйте, пожалуйста, в воскресной школе Фелисити и помогите ей почувствовать себя частью семьи Господа нашего. Джой, подвинься, пусть Фелисити сядет рядом со мной.

Группа состояла из учеников старше десяти лет. Все они, скрестив ноги, сидели кружком на жестком полу зала. Джой была старшей, и ей полагалось находиться рядом со стулом мистера Джонса. Освобождая место для Фелисити, Джой не могла отвести от новенькой взгляда. Та носила не только удивительнейшее имя, но еще и кремовые колготки, синюю юбку и пиджак в цвет, из-за чего выглядела семнадцатилетней девушкой. Джой натянула свое церковное платье на колени, пряча под ним гольфы.

На макушке Фелисити красовался невероятный по размеру пучок волос, обвязанный у основания тонкой белой лентой. Сзади из него свисали локоны до самого воротника, а лицо с обеих сторон обрамляли мягкие вьющиеся пряди. Джой потрогала собственные редкие и гладкие волосы каштанового цвета. Лучше б ее мама была парикмахером, а не цветочницей, делающей венки для покойных!

Фелисити, в отличие от остальных, не скрестила ноги по-турецки, а подогнула их влево, опустила левую ладонь на лодыжку и оперлась на правую руку, заняв при этом довольно много места. Ее правое запястье обхватывал золотой браслет, а левое – изящные золотые часики.

Взгляд Джой переместился с верхушки огромного, чудесного пучка Фелисити к ее туфлям, таким же синим, как юбка и пиджак.

– Хватит глазеть! – рявкнул мистер Джонс.

Джой густо покраснела – и лишь затем поняла, что он обращался ко всем. Кашлянув, мистер Джонс начал урок:

– Итак, о чем была сегодняшняя проповедь Преподобного Брейтуэйта?

Целых полчаса Джой была одновременно очарована и подавлена шикарной Фелисити, сидевшей рядом в позе герцогини {гигантская стопка тончайшей оберточной бумаги}, и потому совсем не отвечала на вопросы мистера Джонса. Наконец им велели раскрашивать Христа, дарующего прощение Петру, и разрешили разговаривать. Тогда Джой начала задавать Фелисити вопросы, стараясь делать это как бы между прочим.