Молчаливая слушательница

Остальные домочадцы немедленно приступили к ежевечерним делам. Посуду отнесли в раковину, кетчуп спрятали в шкафчик, скатерть стряхнули и убрали в третий ящик, солонку с перечницей поставили в центре стола – для следующего завтрака; посуду вымыли, насухо вытерли и убрали по местам, пол подмели.

Мама загремела в раковине мыльным шейкером – решетчатым контейнером для обмылков: его взбалтывали в воде, в которой потом мыли посуду. Сказала, будто в ответ на вопрос детей, хотя те молчали:

– Все нормально. У папы просто мигрень. Мы должны проявлять понимание и сочувствие.

Был вечер пятницы, и Джой знала, что через несколько минут отец появится в кухне, уже переодетый в соответствующий костюм, и уйдет на собрание Церковных старейшин. По понедельникам и четвергам он посещал заседания общественного комитета, по вторникам – репетиции музыкальной группы, а по субботам либо играл на гитаре в группе, либо вел торжества по случаю помолвок и свадебных годовщин в актовом зале Блэкханта.

Посуда была почти убрана, когда отец с портфелем старейшины в руке пересек кухню и без единого слова покинул дом.

Покончив с хозяйственными хлопотами, они посещали ванную: по очереди, от младших к старшим, каждый вечер. Чистили зубы и расходились по спальням. В учебные дни Джой с Марком в течение часа перед сном полагалось делать уроки. У обоих в комнатах стояли самодельные письменные столы – чтобы дети не устраивали беспорядка в кухне. Стол Джой когда-то служил дверью в хлеву; отец отшлифовал ее песком и водрузил на два деревянных ящика.

На каникулах родителей не интересовало, чем дети заняты в своих комнатах, – лишь бы вели себя тихо.

Забравшись в кровать, Джой вытащила из-под подушки словарик, открыв его наобум. Каждый вечер она выучивала новое слово, смакуя возникающие образы. Это было единственное время, когда она могла их не сдерживать, когда от нее не требовалось концентрироваться исключительно на значении и написании слова. При должной концентрации Джой читала вполне сносно, но если попадалось слово с очень уж яркой или страшной картинкой – вроде окровавленного топора на слово «резня», – такая картинка овладевала разумом Джой полностью; она не видела ничего, кроме образа, и молча застывала с тупым видом. Неудивительно, что взрослых чтение Джой выводило из себя, а дети над ней смеялись. Однако она не умела выключать образы, как не умела не видеть рук и ног Марка, когда его наказывали; не умела запрещать сказкам уносить ее подальше от реальности, в другие миры, где живут старухи с волшебными коробками.

Рут, конечно, права. Джой пора повзрослеть и покончить с этими смехотворными {голубой жираф} глупостями.

Открыв словарь, Джой решила поискать новое слово, услышанное от мамы. Вот оно. «Мигрень». Джой позволила образу разноцветной молнии, горячей и пульсирующей, заполнить голову. Сильное слово. Два слога бьют, как пули. И картинка сильная.

– Джой! – Голос Рут был шелковистым, красивым. – Убирай словарь. Ложись спать.

Джой неохотно спрятала словарь под подушку. Спорить с Рут не хотелось, потому что она всегда выигрывала. Целыми днями, наверное, придумывала, как победить в любом споре. Джой посмотрела на сестру. Та сидела в кровати, расчесывала волосы.

Волосы у Рут были невероятной красоты. Блестящие, коричневато-рыжего цвета, совсем как алмаз на белом лбу Мэйси. Именно ее молоко приносил по утрам Колин; ведь, по словам мамы, молоко Мэйси – самое вкусное. Джой наблюдала за тем, как Рут расчесывает волосы цвета Мэйси, и в тысячный раз думала, что в сестре прекрасны не только волосы. У нее нежные черты лица и ровно посаженные голубые глаза, как у отца; маленький нос с россыпью коричневых веснушек – словно мама сдула на него крупинки мускатного ореха. Рут была бы идеальна, если б не несчастье… и фиолетовое родимое пятно, покрывающее левую сторону лица. Однако, напомнила себе Джой, если смотреть на правую сторону, то Рут можно принять за ангела {скомканный розовый целлофановый шарик, который медленно распрямляется и шуршит}. Да, Рут напоминала ангела с Небес во всем – за исключением несчастья и левой стороны лица.

– Рут, думаешь, папа болеет и потому принимает таблетки?

Сестра перестала расчесываться.

– Здоровые люди таблетки не пьют. Правда, насчет мигреней не знаю. Может, у него… помнишь, ты нашла слово пару недель назад – эта штука вырастает в животе, когда злишься?

– Язва, – подсказала Джой.

У «язвы» был эффектный образ: громадная красно-коричневая поганка, изрыгающая густую бурую жидкость. Джой заметила, что многие слова с буквой «я» рождали зловещие картинки. Очень странно. Хотя буква «я» сама по себе буква резкая. Жесткая, как пуля.

– По-твоему, папа и правда болеет из-за Марка? – спросила Джой.

– Ты хочешь сказать, из-за тебя и Марка?