Молчаливый мужчина (ЛП)

— Я уязвим, когда принимаю душ. И безоружен. А, когда ты умываешься, нет.

Еще одна широкая, расплывчатая улыбка и:

— Ах.

Потом снова покачивание ее сисек через ночнушку, пока она спускалась по ступенькам.

Он прожил хорошую жизнь.

Чистую, не запятнанную.

Заботился о маме и сестрах.

Даже теперь, когда сестры выросли и его забота о них была не так нужна (а их было много, всех до единого).

Завербовался в армию и с честью вышел в отставку.

Он всегда выполнял приказы Хоука, никогда не уклонялся от выполнения заданий (даже если его задницу могли подстрелить, он все равно участвовал), всегда выполнял приказы, никогда не лажал.

К двум давним подружкам, которые у него были, относился как к золоту. Жизнь с пятью женщинами, многому научила. И он отдавал им свою заботу сначала родным, а потом и тем женщинам, на которых претендовал. Это они вытачивали его для чего-то лучшего.

Так все было без обмана. Никаких азартных игр или пьянства. Абсолютно никаких наркотиков. Никаких пьянствующих вечеринок со своими парнями. Не лезть в их дерьмо, как дорого стоят их сумки или почему они не могут ополоснуть чертову тарелку и поставить ее в посудомоечную машину, а не оставлять в раковине.

Почему он заслужил такое наказание с Лотти, он не знал.

Может за то, что частенько выбивал дерьмо из своего сукиного отца.

Да, должно быть, именно за это.

Он последовал за ней на кухню, она занялась делом, все в той же ночной рубашке, пока он наблюдал за ней, как она обжаривала грибы, попивая кофе, вдруг она спросила:

— Что ты думаешь о моих сиськах?

Он чуть не выплюнул кофе.

Чтобы не плеваться, он с трудом сглотнул, не так, как глотал кофе, а как камень, и уставился на нее.

Она стояла у плиты с деревянной ложкой в руке, но повернулась к нему лицом, глядя на него.

— Я хочу вернуть свои настоящие сиськи, убрать импланты. В следующем месяце.

Он старался не смотреть на ее сиськи.

Клянусь Богом, старался.

Но не мог не смотреть на ее сиськи.

Затем он заставил себя посмотреть ей в лицо.

Он знал, что ее сиськи были фальшивыми.

Тем не менее они выглядели чертовски потрясающе.

— Твое тело, твой выбор.

— Ты думаешь, я потеряю клиентов?

Почему она думала, что он не относится к ее клиентам?

Господи, это было уже слишком.

Ему явно не стоило столько выбивать дерьма из отца.

— Нет.

— Вот и я так думаю. — Она снова повернулась к плите, продолжая помешивать грибы.

— Хочешь, я приготовлю тебе кофе? — предложил он, чтобы занять себя чем-то, чтобы не смотреть на ее задницу, ноги, волосы, шею, сиськи или вообще не видеть ее перед своими глазами.

— Ага. Как будет кофе готов, можно будет снять полоски. Добавь чуть-чуть сливок, — он двинулся к шкафчику, в котором, увидел, она хранила все необходимое для кофе.

И когда он ставил ее кружку на стол рядом с ней, допустил ошибку номер пять по защите Шарлотты МакАлистер — своего клиента.

— Тебе не нужны ни полоски, ни слизь, ни сиськи, Лотти, — сказал он ей.

И в его словах было что-то еще, он просто не выразил это словами.

Она была красивой и осталась бы такой же красивой без всего этого дерьма.

Но она прочитала между строк, он понял это, когда ее голова медленно повернулась, немного запрокинувшись назад, она посмотрела ему в глаза, выглядя явно потрясенной.

— Ты должно быть это знаешь и сама, — продолжил он.

И она это знала. Черт возьми, ее жизнь — это ее внешность и ее тело.

— Возможно, — произнесла она сладким голосом, от которого у него в промежности все пошло наперекосяк. — Но мне приятно это услышать.

— Я просто сказал, — пробормотал он, отодвинувшись подальше от нее.

Она повернулась к нему лицом.

— Хочешь тост?

Если она собиралась попросить его сделать тост, и это означало бы снова к ней приблизиться, его ответом будет большое, жирное «нет».

— Нет.

— Хорошо. Лучше не есть хлеба, — заявила она и снова переключила свое внимание на плиту.

Если она так думала, есть ли у нее вообще хлеб?

Он знал, что есть, поэтому не стал открывать рот, чтобы спросить.

Покончив с грибами, она избавилась от отбеливающих полосок прямо на кухне, прежде чем приступить к омлету, а рядом на плите свежие картофельные оладьи шипели в оливковом масле рядом с сосисками из индейки.

Мо нужно было что-то делать, он не мог долго стоять просто так.

Поэтому он достал тарелки и столовые приборы, открывая и закрывая дверцы и ящики, пока искал их, все поставил рядом с ней на столешницу.

Она разложила еду, он взял свою тарелку и вилку (из ее рук, что было отстойно) и перешел к противоположной стороне столешницы от нее.

Лотти уперлась ступней в подъем другой ноги и устроилась за столешницей.

Мо сделал то же самое, но не упираясь ногой в подъем другой ноги.

— Так в каком же подразделении ты служил?

— Просто в армии, — пробормотал он, запихивая омлет в рот.

Ну и черт с ним.

На вкус омлет оказался хорош.

— Сколько?

— Полный срок.

— Ты... э-э... участвовал в каких-нибудь действиях?

Мо повернул к ней голову, увидел ее ноги, ночнушку, сиськи, волосы и хорошенькое личико с нерешительным, серьезным выражением.

С него было достаточно.

Более чем достаточно.