Молчание

- Одевайся! - Стражник бросил на голый дощатый пол ворох одежд. - Новехонькое. С иголочки... Гляди, дзиттоку и нижнее кимоно. Бери, бери, это тебе!

И он пустился в пространные объяснения о том, что дзиттоку - одежда буддийских монахов.

Улыбка мелькнула на изможденном лице Родригеса.

- Благодарю за честь. Но мне не нужно дзиттоку.

- Не хочешь? Не хочешь брать? - Караульный, не веря своим ушам, тряс головой, алчно поглядывая на платье. - От самого губернатора!

Родригес взглянул на свое груботканое кимоно, потом перевел взгляд на новенькое дзиттоку и задумался. Почему они прислали ему одеяние бонзы? Что это - сострадание к узнику или еще одна хитроумно расставленная ловушка? Но в результате так ни к чему и не смог прийти. Как бы то ни было, стало ясно: начало переговорам с властями положено.

- Живей, живей! - торопил его стражник. - Сейчас сюда пожалуют важные господа.

Родригес никак не предполагал, что допрос состоится так скоро. Воображение рисовало ему драматические картины, подобные встрече Иисуса с Пилатом: толпа беснуется. Пилат растерян, Иисус молчит. Но за стеной всего лишь монотонно звенела, нагоняя дремоту, одинокая цикада. Тюрьма, где томились японские христиане, была погружена в обычную послеполуденную сонную тишину.

Стражник принес горячей воды; ополоснувшись, Родригес не спеша продел руки в рукава нижнего кимоно. Материя была неприятно шероховатой на ощупь, и его вдруг пронзило унизительное ощущение, что это злосчастное кимоно сроднило его с чиновником.

Во дворе стояли в ряд пять низких скамеечек, отбрасывая на землю черные тени. Родригесу приказали опуститься на колени, и он, припав к земле, застыл у ворот в томительном ожидании. Поза была мучительно неудобной, от саднящей боли в ногах все тело покрылось липкой испариной, но ему не хотелось, чтобы чиновники видели его муки. Стараясь отвлечься, он неотступно думал о Христе: о тех минутах, когда бич хлестал Его по спине. Наконец послышался стук копыт, топот ног - и стража раболепно припала к земле. В воротах показались самураи: они выступали важно, обмахиваясь веерами; степенно беседуя, чиновники проследовали в глубь двора, даже не удостоив взглядом священника, и неторопливо расселись по скамеечкам. Стражники, подобострастно согнувшись, подали чашки, и самураи с видимым наслаждением принялись потягивать горячий напиток. Но вот ожидание кончилось. Сидевший справа чиновник кликнул стражников, и они потащили пошатывавшегося от боли священника на середину двора - туда, где стояли скамеечки.

В листве верещали цикады. Струйки пота текли по спине Родригеса. Всей кожей он чувствовал устремленные на него взгляды: это христиане, затаив дыхание, следили за ним из окошка, стараясь не пропустить ни слова. Теперь он понял, почему Иноуэ избрал для допроса именно это место: его хотят загнать в угол, сломить, опозорить на глазах у этих крестьян! Gloria Patri et Filio et Spiritui Sancto30! Прикрыв глаза, Родригес попытался изобразить улыбку, но и сам почувствовал, что сведенное судорогой лицо его больше походит на мертвую маску.

- Правитель Тикуго крайне обеспокоен вашим положением, падре, - старательно подбирая слова, обратился к Родригесу один из самураев. - Ежели вы в чем-либо стеснены, прошу, изложите нам ваши просьбы.

Священник молча поклонился. Подняв глаза, он вдруг встретился с сидевшим посередине старцем. Тот разглядывал священника с простодушным любопытством, радостно улыбаясь, словно дитя, получившее диковинную игрушку.

- Подданство: Португалия. Имя: Родригес. Прибыл в Японию из Макао. Вы подтверждаете это?

Об этом его уже спрашивали: какой-то чиновник дважды приходил к нему в тюрьму в сопровождении переводчика.

Самурай с состраданием посмотрел на Родригеса и прочувствованно сказал:

- Падре прибыл к нам из чужой стороны, за тысячи ри, терпя неимоверные трудности, подвергая себя опасности. Мы глубоко тронуты подобной самоотверженностью. Мы понимаем, сколько лишений он перенес.

В голосе самурая слышались нотки сочувствия, но именно потому слова его острой болью отозвались в сердце Родригеса.

- И оттого, поверьте, необходимость допрашивать вас причиняет нам бесконечные муки...

От неожиданного участия душевное напряжение, владевшее Родригесом, рассеялось; он растроганно подумал: «Ах, если бы не политика и различия в языках и обычаях, эти извечные преграды, мы могли бы протянуть друг другу руки и беседовать как друзья!» - но тут же испугался собственной сентиментальности.

- Падре, мы не собираемся пускаться в богословские споры о том, что есть истинно и что ложно в вашем учении. Мы допускаем, что для Испании, Португалии и прочих стран оно истинно. Мы наложили запрет на христианство в Японии лишь потому, что, тщательно изучив его, уверились, что для нашей страны оно бесполезно.

Переводчик сразу же ухватил суть проблемы. Старец участливо поглядывал на Родригеса.