Молчание

- Поймите, это довольно просто. Вы замечаете только видимый блеск наших успехов. Вы не хотите задуматься о причинах. Да, это верно, за двадцать лет моего пребывания здесь были построены храмы на Кюсю, в Камигате, Сэндае; в Ариме и Адзути открылись духовные семинарии, и японцы сотнями принимали крещение. У нас было четыреста тысяч прихожан.

- Вы вправе гордиться этим.

- Гордиться? Пожалуй... Если б японцы верили в Бога, которого мы им внушали. Но в храмах, построенных нами, люди молились не нашему Богу, а своему, непонятному нам божеству. Даже не знаю, возможно ли называть его Богом... - Феррейра опустил голову и пожевал губами, обдумывая слова. - Нет, конечно, это не Бог. Случалось вам видеть бабочку, попавшую в паутину? Сначала она - настоящая бабочка. Но спустя день от нее остается лишь мертвая оболочка: есть крылышки, тельце, но бабочки нет. Японцы расправились с нашим Богом так же, как паук с попавшейся бабочкой: они высосали из него кровь и плоть, оставив безжизненный остов.

- Вздор! Я не желаю вас слушать. Я пробыл в Японии меньше вас, но я видел мучеников! - Родригес закрыл руками лицо. Голос его звучал глухо. - Я видел собственными глазами, как они умирали, сгорая в огне веры.

Он вспомнил сумрачное море с торчащими среди воды черными сваями. Казнь одноглазого в яркий солнечный полдень, Монику, канувшую в свинцовые воды залива... Если в них не было веры, во имя чего они приняли смерть? Нет! Феррейра лжет.

- Они верили не в христианского Бога, - повторил с уверенностью Феррейра. - У японцев не было и не будет идеи Бога.

Словно огромный камень обрушился на Родригеса. Подобное ощущение он испытал в раннем детстве, впервые услышав, что на свете есть Бог.

- Японцы не знают Творца, отделенного от человека. Они не способны вообразить себе Сущее вне привычной реальности.

- Но учение Христово - реальность, существующая вне Португалии и даже Европы. Иначе какой смысл в миссионерской работе?

- Бог у японцев - идеально-прекрасное, наделенное волшебным могуществом существо. Но он - одной природы с людьми. Это не канонический Бог христианства.

- Вот и все, что вы поняли за двадцать лет?

- Да. - Феррейра тоскливо кивнул. - И потому я считаю бессмысленным труд проповедника. Деревце, которое я посадил на этом болоте, подгнило - а я даже и не заметил случившегося...

В словах Феррейры была неподдельная горечь - Родригес не мог усомниться в их искренности. Солнце померкло, в углах затаились серые тени. Вдалеке послышался мерный стук деревянного гонга и заунывный речитатив монахов, читающих сутры.

- Нет, вы не Феррейра, - со вздохом сказал Родригес.

Феррейра спрятал глаза.

- Верно. Конечно, я не Феррейра. Я - Савано Тюан. Сам губернатор пожаловал мне это имя. И не только имя - также жену и детей казненного человека.

***

Час вепря41. Под охраной стражника и чиновника священник возвращался в темницу.

Глухая ночь. На улицах ни души, можно не опасаться любопытных прохожих, и чиновник позволил Родригесу поднять шторку. При желании можно было бы убежать, но бежать не хотелось. Дорога была узкая и извилистая, и, хотя, как сказал стражник, они вошли в черту города, пейзаж был явно не городской: жались друг к другу незатейливые домишки, тянулись длинные храмовые ограды, шумели рощи. Город строился.

Над черной стеной деревьев показалась зловещая луна и поплыла за ними, на запад.

- Ну как, отвлеклись немного? - добродушно спросил чиновник, шагая рядом с паланкином.

Вернувшись в темницу, священник распрощался с провожатыми и прошел в свою каморку. За спиной лязгнул засов. Ему казалось, что миновала целая вечность. Он даже успел соскучиться по привычному воркованию голубей. Болезненно долгим был этот день - длиннее, чем предыдущие две недели.

Не встреча с Феррейрой и даже не перемена, происшедшая в том, потрясла его; поразмыслив, священник вдруг понял, что был готов к ней. Ему удалось сохранить присутствие духа даже в тот жуткий миг, когда на пороге возник осунувшийся, одетый в японское платье учитель. Теперь все это уже не имело значения. Важнее другое: правда ли то, о чем говорил Феррейра?

Родригес сидел на полу, глядя перед собой невидящими глазами. Лунный свет лился через оконце. Возможно, Феррейра придумал эту уловку, чтобы оправдать свое малодушие? Да, именно так. Однако страх исподволь завладел Родригесом. Что, если Феррейра прав? В этом гиблом болоте не могут расти деревья - корни гниют, и листва облетает. Вот и деревце веры Христовой засохло, а никто даже и не заметил...

«Не гоненья и казни уничтожили христианство в Японии. Оно умерло потому, что не может здесь выжить... Дэус в Японии - это бабочка в паутине: в нем нет живой плоти; осталась лишь мертвая оболочка...» Глаза Феррейры сверкали; в них светилась уверенность в правоте, не свойственная побежденному.

Во дворе послышались негромкие шаги караульного. Но вот и они затихли; в кромешной тьме раздавался лишь скрежет жуков-скарабеев.

Нет, это немыслимо. Невозможно!