Молчание

Приближалось время обеда. На кухне у электроплиты стоял Жабраков — здоровенный мужик с задницей, как у слона, — и жарил на большой сковороде жирное мясо с луком, помешивая деревянной лопаткой. На этой же электроплите что-то варилось в большой кастрюле, из нее вверх поднимался ароматный пар.

Жабраков зацепил деревянной лопаткой кусочек жирного мяса, попробовал его на вкус, и тут же скривился от отвращения.

— Фу, какая гадость… Неужели люди захотят есть такое?

— Да, хрен его знает этого Хмельницкого, — ответил Игоревич. — Такое ощущение, что у него крыша поехала.

Он расположился на стуле и открывал банки с тушенкой, вываливая их содержимое в зеленую кастрюлю, которая стояла на столе, и из которой тоже шел пар.

— Мне кажется, мы совершенно нерационально используем пищу, — заметил Жабраков. — Такими темпами запасы кладовых быстро иссякнут.

— Запасов здесь, конечно, дай боже, — не согласился с ним Игоревич. — С такими запасами мы еще долго протянем. Но вот зачем людей кормить, как на убой, я не пойму.

Жабраков поднял сковородку и выкинул все ее содержимое в большую кастрюлю, кипящую на этой же электроплите.

Открылись входные двери, и на кухню вошел главврач больницы. Он вдохнул ароматы готовящейся пищи, и на его лице расползлась сладкая улыбка.

— О, какие здесь запахи, — застонал Хмельницкий от удовольствия. — Я просто слов не нахожу.

Он приблизился к большой кастрюле, стоящей на электроплите, и заглянул в нее.

— Ложку скорее дайте мне, а то я сейчас слюной подавлюсь.

Жабраков протянул ему ложку. Хмельницкий зачерпнул жидкое жирное варево из кастрюли, и, подув на него, громко хлебнул.

— Перца сюда чуть-чуть не помешало бы, — выдал свое мнение главврач.

— Как скажите, перец у нас есть, — пробубнил Жабраков.

Хмельницкий повернулся к Игоревичу.

— Ты сейчас у нас здесь за главного?

Игоревич взглянул в глаза Хмельницкого и неохотно кивнул.

— Как у нас дела обстоят с хлебом? — спросил главврач.

Игоревич развел руками.

— Так его почти и нет. Осталось три-четыре буханки черствого.

Хмельницкий, почесав затылок, приказал:

— Тогда хлеб весь оставшийся тоже раздайте.

Игоревич открыл очередную банку с тушенкой.

— Вы уж извините, Иван Сергеевич, но я не могу понять, зачем мы так нерационально и жирно кормим людей?

Главврач тяжело вздохнул и ответил:

— Здесь все просто, мой ты умный человечек. Очень сильные стрессы и паника подавляются жирной и питательной едой. Ни одно лекарство в этом не заменит жирную пищу.

— Честно говоря, я про такой способ борьбы со стрессами не слышал.

Хмельницкий опустил руку на плечо Игоревича.

— Вот теперь знай, что есть такой способ. Меня этому еще наш старый доцент Якимович научил. Благодаря такому, на первый взгляд, вредному питанию, мы избежим большого количества суицидов. И, даст бог, сведем их вообще к нулю.

— Иван Сергеевич, а вы обещали найти еще помощников, — влез в разговор Жабраков.

Хмельницкий повернулся к Жабракову и кивнул.

— Простите, забегался совсем и забыл. А куда, кстати, подевался Николаич?

Игоревич сразу же расстроился и пожал плечами.

— Да черт его знает! — ответил он.

4

А Николаич стоял на коленях в моечной и наклонялся все ниже и ниже над стоком в канализацию. Он «рассказывал», что съел за последние два часа. Рядом с ним стояла открытая и на треть опустошенная им же бутылка водки.

Начальник мастерской вытер испарину, выступившую на лбу, и сплюнул на всякий случай еще несколько раз.

— О-ёчки! — прошептал он и поднялся на ноги.

Медленной шатающейся походкой несчастный мужчина подошел к умывальнику, открыл кран и умылся холодной водой. Вытерся грязным полотенцем и взглянул красными, измученными душевной болью и алкоголем, глазами на бутылку с водкой.

Он поднял бутылку и немного приложился к ней. Сразу же произошло рвотное отторжение. Николаич быстро склонился над стоком в канализацию и стал бороться с приступами тошноты. Когда звездочки перестали плясать перед его глазами, он подошел к стене и сел, опираясь на нее спиной. Громко вдохнул и выдохнул воздух, вновь глотнул из бутылки и зажал рукою рот.

Водка попыталась вернуться назад, но ей это не удалось. На глазах Николаича выступили слезы. Он занюхал водку рукавом, поставил бутылку на пол и прислонился к стене. В его глазах отразилась тоска, с которой он никак не мог справиться.

5

Возле поста дежурной медсестры собралось много людей. Среди них были и лечащие врачи ожогового отделения — Чернов и Белоусова. Они тихо разговаривали друг с другом. В коридор из кабинета заведующего ожоговым отделением вышел Николаев, и на его лице сразу же вспыхнула злость. Он яростным взглядом посмотрел на всех собравшихся.

— Чего это с ним? — шепнула Алена на ухо Анфисе. — Он вроде был совсем в другом настроении.

— Черт его знает! — сказала Анфиса. — Моча в голову, наверное, ударила.

— Что все встали и глазками хлопаете?! — заорал Павел Петрович. — Ждете чуда, наверное?

— Так вы ж сказали всем…

Николаев шагнул вперед и наклонился в сторону удивившегося Борыгина.

— А не будет чуда! В том понимании, в каком вы его ждете. Не закончится этот ад, не прекратится, если мы сами этого не добьемся!