Молчание бога

Арбалетчиков было два десятка, расстояния до охраны – всего десять шагов. Кольчуги и плащи не могли остановить болтов.

Посол в повозке услышал крики – это два десятка охранников попытались отступить. Сбежать. Попытались, потому что на другой стороне моста также стояла шеренга арбалетчиков.

Только один из охранников сообразил и прыгнул в воду.

Он смог проплыть в ледяной воде саженей сто, в кольчуге, сапогах и плаще. Он, наверное, смог бы и выбраться на берег, но третий болт, выпущенный ему вдогонку, не канул со всплеском в воду, как два предыдущих, а ударил пловца в голову.

Посла выдернули из повозки, сунули головой в мешок и бросили на коня.

– Думаешь, они знали, что мы его подкупим? – вечером, в который раз, спросил Ловчий Хозяина.

– Да. И они далее знали, чем мы его подкупим. Он ведь уже понимал, что может здесь получить. Ему просто намекнули на такую возможность.

– Вот я и говорю – уроды мы, – сказал Ловчий, – Он же теперь под пытками умрет ой как не скоро! После сомы.

– Амброзии, – поправил Хозяин. – Он сам сделал свой выбор.

– Ну да, – кивнул Ловчий, – а это так просто – сделать выбор. Берешь и выбираешь. Вот как мы с тобой.

V

Очевидность умаляется доказательствами.

Марк Туллий Цицерон

Бог, которого можно понять, уже не Бог.

Сомерсет Моэм

Ничто не строится так легко, как планы. Очень просто на сон грядущий прикинуть, как завтра, с утра, начнется новая жизнь, как всхрапнет конь, выходя из ворот на дорогу... Как вскрикнет радостно женщина, как побледнеет враг... Все решено, спланировано, предопределено.

А утром выясняется, что планы так же легко рушатся, как и созидаются. Или даже не утром, а через несколько ударов сердца... Например, в бою. Вот закончится драка – все брошу, вернусь домой, женюсь... А потом – щелк, и стрела в горле. Или твоя собственная рука пауком копошится у тебя же под ногами. Или еще что...

Левша знал, что говорил. В жизни он повидал всякого, черпнул полной миской и сладкого, и вонючего. Уже почти пятнадцать годков отпахал он в Отряде.

– Четырнадцать, – поправил Стук.

– А я говорю...

– Четырнадцать, четырнадцать, – Стук взял кувшин с молоком и отхлебнул через край. – Вспомни, как раз после той разборки на перевале. Мы с тобой на герцога тогда работали. В лагерь приехал какой-то мужик...

– Ловчий, – сказал Левша.

– Ловчий, – согласился Стук, – но мы же тогда не знали, как его кличут. – Мужик и мужик. Даже немного кручёный какой-то...

– И – что? – спросил Левша. -Что?

– И какого хрена ты мне сейчас это бормочешь?

– Четырнадцать, – сказал Стук. – В отряде ты четырнадцать годков.

– Задрал! Пусть четырнадцать, – Левша махнул рукой и оглянулся на ворота сарая.

Дождь стоял стеной.

Собственно, этот самый дождь и стал причиной философского выступления Левши. По приказу Ловчего, отряд должен был выезжать именно сегодня, перед рассветом, но с полуночи пошел дождь. Началось вот это светопреставление.

Земля отказывалась принимать влагу, вода текла потоком, а тропинки между домами превратились в болото, трясину.

Охотники никогда не вышли бы из дома священника под такой ливень по собственной воле, но Ловчий приказал перебраться в замок. От греха подальше.

Деревенские мужики косились неодобрительно на чужаков, а те с интересом поглядывали на местных девок и баб. Гости Хозяина, оно, конечно, гости Хозяина, но...

Хозяин это понимал. Ловчий это понимал. Все охотники с этим соглашались. С другой стороны, деревенское мужичье никогда не было для охотников особой помехой.

Две-три оплеухи, пара запаленных хибар и, как послание на долгую память, один повешенный, из особо непонятливых. Проделывалось такое неоднократно и особых эмоций не вызывало. Но Три Деревни – под защитой Хозяина. Это понимал Хозяин. Это понимал Ловчий. Это понимали охотники. И очень хорошо знали мужики.

А вот когда отряд перебрался в замок, все сразу же успокоилось. Даже деревенские парни под предводительством Длинного явились поболтать с приезжими, захватив с собой еды, несколько кувшинов с молоком и кожаный мешок с вином. Не каждый день удается поговорить с такими опытными людьми, как охотники.

Так что ливень не стал помехой для разговора.

Охотники угощались вином, сидя на соломе, а парни слушали, не перебивая, их истории. Самим им не доводилось, слава Богу, сталкиваться с нечистью, они даже не совсем верили в то, что упыри могут превращаться в летучих мышей, а ведьма в голом виде летает на метле... Не верили, но все равно слушали.

– Вот мы собирались уезжать. Упыриху одну нужно найти и замочить, – продолжил свой рассказ Левша, – Сейчас бы уже проехали мимо Хуторов, а к вечеру добрались бы до Перевоза. У меня там вдова одна есть...

– Та вдова, – хмыкнул Стук, – не у тебя одного есть. Шустрая баба...

Охотники довольно заржали. История с вдовушкой на Перевозе была их любимой историей. Левша так потешно злился, когда кто-то из охотников – тот же Стук например, – начинал строить предположения о личной жизни вдовы в отсутствие Левши.