Молчание ягнят

Дома здесь были большие, старые, обветшалые. Стоили они теперь дешево, и многие были приобретены молодыми семейными парами. Купленные дома были отремонтированы и выкрашены свежей краской, и остальные в сравнении с ними выглядели еще более грязными и обшарпанными. Дом, где жила Биммель, уже давно не ремонтировался.

Клэрис Старлинг некоторое время стояла у берега, глубоко засунув руки в карманы и глядя на плавающие в воде перья. В зарослях тростника кое-где виднелся слежавшийся снег, грязно-серый под ярко-синим зимним небом.

За спиной Старлинг было слышно, как отец Федрики Биммель что-то приколачивал в голубином городе, напоминавшем Орвьето[68] нагромождением голубятен от кромки воды до самого дома. Она еще не видела его. Соседи сказали, что он дома. Лица их были словно заперты на замок, когда они ей это сообщали.

Старлинг чувствовала себя как-то неуютно, словно была не в ладах с самой собою. После того как она приняла решение оставить Академию и продолжать охоту на Буффало Билла, Клэрис перестала воспринимать почти все исходящие извне звуки. В мозгу образовался вакуум. Лишь где-то на периферии сознания, как искры, вспыхивали мысли о том, что она прогульщица и полная дура.

С самого утра она как бы не замечала неудобств и неприятностей, ее не раздражали запах пота в самолете, неразбериха в агентстве, где она брала напрокат машину. Она, правда, рявкнула на дежурного клерка, чтобы тот двигался поживее, но сама даже ничуть не рассердилась.

Старлинг предстояло дорого заплатить за эту поездку, поэтому она хотела использовать имевшееся в ее распоряжении время с максимальной пользой. Ведь если Крофорда совсем отстранят от этого дела, то у нее обязательно отберут удостоверение и тогда уже придется все бросить окончательно.

Так что надо поспешить. Думать сейчас об участи Кэтрин, о ее последнем часе — значит потратить день впустую. Думать о том, что сейчас с ней делают то, что сделали с Кимберли Эмберг и Фредрикой Биммель, — значит вообще потерять способность мыслить.

Ветер стих, и поверхность воды стала гладкой. Мертвая, грязная река. Только у ее ног все еще крутилось одинокое перышко. Ну ладно. Держись, Кэтрин.

Старлинг закусила губу. Если он ее застрелит, то пусть сразу. Он ведь специалист.

Научи нас любви, научи равнодушию. Научи нас спокойствию и тишине.

Она повернулась и пошла вдоль стены голубятни по доскам, уложенным прямо в грязь, туда, откуда доносился стук молотка. Рядом за сеткой были голуби, сотни голубей всех размеров и цветов; здесь были и сизари, и турманы, и зобастые с гордо выпяченной вперед грудкой. Птицы расхаживали по клеткам, ворковали, поглядывая по сторонам и покачивая головками, раскрывали крылья, подставляя их бледному зимнему солнцу, и издавали приветственные звуки, когда она проходила мимо.

Густав Биммель, отец Фредрики, оказался высоким худым мужчиной с широкими бедрами и блекло-голубыми глазами в красных прожилках. Вязаная шапочка надвинута на самые брови. Он пристраивал к голубятне еще одну клетку. Сейчас клетка стояла на козлах рядом с сараем. Пока он щурился на ее удостоверение, Старлинг учуяла запах водки.

— Ничего нового я вам не скажу, — заявил он. — Полиция уже была тут, позавчера. Они опять проверяли мое заявление. Все мне прочитали, все проверили. И все переспрашивали: «Это так? Это правильно?» «Ну да черт побери, — ответил им я, — если бы это было неправильно, зачем бы мне говорить это еще тогда».

— Понимаете, я хочу выяснить, где он — я имею в виду похитителя, — где он мог увидеть Фредрику. Понимаете, мистер Биммель? Где он мог ее выследить. И где он ее похитил.

— Она поехала в Колумбус. На автобусе. Хотела устроиться на работу в магазине. В полиции говорят, она была там на собеседовании. Но домой не вернулась. Мы не знаем, куда еще она могла поехать в тот день. Ваши подняли все квитанции об оплатах по кредитной карточке, но в тот день она ей не пользовалась.

— Да, о кредитной карточке я знаю. Скажите, мистер Биммель, можно мне осмотреть вещи Фредрики? Они еще здесь?

— Ее комната на верхнем этаже.

— Можно посмотреть?

Он с минуту раздумывал, куда бы положить молоток. Потом сказал:

— Ладно. Пошли.

51

Стены кабинета Джека Крофорда в главном здании ФБР в Вашингтоне были выкрашены жуткой серой краской. Зато здесь были большие окна.

Крофорд стоял у окна, так, чтобы свет падал на открытый блокнот, и пытался прочесть скверную распечатку, сделанную на этом проклятом матричном принтере, который он уже давно просил заменить.

Он приехал сюда прямо из похоронного бюро и все утро работал, пытаясь ускорить получение из Норвегии зубной карты пропавшего матроса по имени Клаус. Еще он направил напоминание в Сан-Диего, чтобы там поторопились с опросом знакомых Бенджамина Распая по консерватории, где он преподавал, и позвонил в таможенную службу, где должны были проверить все документы, касающиеся нарушений правил ввоза живых насекомых.