Молчание ягнят

— Убери руки и отвали, подонок. — Она наступила ногой на щиколотку оператору и снова повернулась лицом к его ассистенту, по-прежнему сжимая в руке рычаг домкрата. Она не замахнулась на парня. Это уже было не важно. Она и так выглядела отвратительно на телевизионных экранах.

9

Запахи в отделении для буйных в полутьме казались еще омерзительней; за спиной работал включенный без звука телевизор, и тень Старлинг упала на брусья решетки: Клэрис стояла у клетки доктора Лектера.

Она ничего не могла разглядеть во тьме за решеткой, но не хотела просить надзирателя включить свет со своего поста. Осветилось бы все отделение сразу, а она знала, что полицейские из Балтиморского отделения много часов подряд при полном свете орали на Лектера, требуя ответов на свои вопросы. Доктор отказался отвечать, только сложил для них из бумаги курочку, принимавшуюся клевать, когда нажимали ей на хвост. Старший офицер группы со злостью раздавил курочку в казенной пепельнице, выйдя в холл и кивком показав Старлинг, что теперь она может войти.

— Доктор Лектер. — Она слышала свое дыхание и дыхание тех, дальше по коридору; только в пустой камере Миггза никто не дышал. Камера Миггза была ужасающе пуста. Старлинг ощущала тишину этой камеры всей кожей, словно сквозняк.

Она знала — Лектер наблюдает за ней из темноты. Прошло минуты две. Спина и ноги болели после схватки с дверью гаража, одежда еще не просохла. Старлинг бросила на пол подальше от решетки куртку и села на нее, поджав под себя ноги, и, приподняв воротник блузы, расправила на нем мокрые, испачканные волосы, чтобы они не липли к шее.

У нее за спиной, на экране телевизора проповедник беззвучно воздевал руки горе.

— Доктор Лектер, мы оба знаем, почему я здесь. Они полагают, вы станете отвечать на мои вопросы.

Тишина. По другую сторону коридора кто-то засвистел: «Через море на Гебриды…» Минут через пять она сказала:

— Странное было чувство, когда я входила туда. Мне хотелось бы когда-нибудь поговорить с вами об этом.

Старлинг подскочила, когда из клетки Лектера выкатился поднос. На нем — чистое, аккуратно сложенное полотенце. Она и не слышала, как Лектер ходил по камере.

Клэрис посмотрела на полотенце и, чувствуя, что летит куда-то вниз, взяла его и принялась вытирать волосы.

— Спасибо, — выговорила она.

— Почему вы не спрашиваете меня о Буффало Билле? — Его голос прозвучал очень близко, на уровне ее лица. Он, должно быть, тоже сидит на полу.

— Вам что-то о нем известно?

— Возможно, но мне нужно взглянуть на его дело.

— У меня нет его дела — сказала Старлинг.

— У вас и этого дела не будет, когда они вас до конца используют.

— Я знаю.

— Вы могли бы достать материалы о Буффало Билле. Рапорты и снимки. Мне хотелось бы на них взглянуть.

Еще бы вам не хотелось!

— Доктор Лектер, вы сами все это затеяли. Пожалуйста, расскажите мне об этом человеке из «паккарда».

— Вы обнаружили там целого человека? Странно. Я видел только голову. Как вы полагаете, откуда взялось остальное?

— Ну, хорошо. Чья это голова?

— А что вы можете сказать?

— Они успели сообщить только предварительные данные: мужчина, белый, лет двадцати семи, зубы лечил и в Америке, и в Европе. Кто он?

— Любовник Распая. Распая со слюнявой флейтой.

— Каковы были обстоятельства… Как он умер?

— Обиняками разговариваете, офицер Старлинг?

— Нет, я спрошу вас об этом несколько позже.

— Сэкономлю-ка я вам время: я его не убивал. Это Распай. Он обожал моряков. Этот был из Скандинавии, Клаус… не знаю фамилии. Распай мне ее не сообщил.

Голос Лектера раздавался теперь откуда-то снизу. Может быть, он теперь не сидит, а лежит на полу, подумала Старлинг.

— Клаус сошел на берег со шведского судна в Сан-Диего. Распай в это время преподавал там на летних курсах при консерватории. Он совершенно потерял голову из-за этого шведа. Молодой человек прекрасно знал, с какой стороны хлеб маслом намазан, и сбежал с корабля. Они купили какой-то ужасный автоприцеп и словно сильфиды носились нагишом по лесам. Распай сказал, что Клаус ему изменял и он его задушил.

— Распай сам сказал вам об этом?

— О да. Я был связан врачебной тайной: ведь он поведал мне об этом во время лечебного сеанса. Я думаю, он лгал. Он был весьма склонен приукрашивать факты. Ему так хотелось казаться романтичным и опасным. Вполне возможно, что швед скончался от асфиксии во время каких-нибудь вполне банальных эротических забав. Распай был слишком слабым и дряблым, чтобы задушить молодого моряка. Вы обратили внимание, как высоко Клаус подрезан? Под самую челюсть. Возможно, для того, чтобы скрыть странгуляционную борозду, вполне возможно, что он был повешен.

— Понятно.

— Мечта Распая о счастье рухнула. Он упаковал голову Клауса в спортивную сумку и возвратился на восток.

— А что он сделал со всем остальным?

— Похоронил в горах.

— Он показал вам эту голову в автомобиле?

— О да. В ходе лечения он пришел к убеждению, что может рассказывать мне абсолютно обо всем. Он часто отправлялся в гараж посидеть с Клаусом в машине и даже показывал ему валентинки.

— А потом и сам Распай… умер. Отчего?