О'Доннелл ответил на вопрос повелительным жестом курдского бродяги, который не особенно заботится о том, чтобы быть обходительным и любезным с женщиной. Он пришел сюда вовсе не за едой и питьем, а за новостями. Он не раз слыхал на базарах, что в доме Айши можно узнать любые самые последние новости. В этом доме собирались и те, кто прибыл издалека, и жители Шахразара, чтобы выпить вина и насладиться ее пением.
Она принесла ему еду и вино и, опустившись на кушетку рядом с ним, смотрела, как он ел и пил. О'Доннеллу даже не пришлось притворяться, что он ест с аппетитом. Многие дни, проведенные им в дорогах, приучили его есть, где и когда возможно. Айша походила скорее на любопытного ребенка, чем на искушенную в интригах взрослую женщину, так заинтересованно смотрела она на странствующего курда. Однако он знал, что мысленно она взвешивает его достоинства, так же, как оценивает любого мужчину, входящего в ее дом.
В те далекие времена любой бродяга мог назавтра стать эмиром Афганистана или персидским шахом, так же, как мог наутро оказаться обезглавленным и брошенным на растерзание хищным птицам.
— У тебя хорошее оружие, — сказала она.
Он невольно дотронулся до рукоятки своей сабли. Это был арабский клинок, длинный, тонкий и изогнутый наподобие ущербного месяца, рукоятка была сделана в виде головы ястреба.
— Эта сабля не одного туркмена выбила из седла, — похвастал он с набитым ртом, разом показывая свой характер.
Однако это было не пустое хвастовство.
— Хай! — она поверила ему и, казалось, была потрясена.
Ее тонкие маленькие пальцы подпирали подбородок, и она смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Хану нужны такие сабли, как твоя, — сказала она.
— У хана есть множество сабель, — возразил он, шумно отхлебывая вино.
— Но их не больше, чем понадобится ему, если против него пойдет Оркан Богатур, — рассудительно отозвалась Айша.
— Я слыхал об Оркане, — ответил он.
Так оно и было, Да и кто в Центральной Азии не слыхал об отважном доблестном повелителе туркменов, который бросил вызов могуществу Москвы и изрубил на кусочки русскую экспедицию, посланную, чтобы обуздать его?
— На базарах говорят, что хан боится его.
Это была слепая ложь. О страхах Шайбар-хана не говорили открыто.
Айша рассмеялась.
Разве может хан кого-нибудь бояться? Однажды эмир послал свои войска, чтобы захватить Шахразар, и те, кто уцелел, были счастливы, что им удалось сбежать! Впрочем, если и есть на свете человек, способный пойти на штурм города, то это Оркан Богатур. Только нынче вечером узбеки охотились в аллеях за его шпионами.
О'Доннелл вспомнил, что незнакомец, которого он спас, говорил с туркменским акцентом. Вполне возможно, что это был один из туркменских шпионов.
Едва он успел подумать об этом, как острые глаза Айши заметили кончик золотой цепочки, свешивавшийся из-за его пояса, и с восторженным восклицанием она выдернула ее прежде, чем он успел ее остановить. Однако тут же, вскрикнув, отбросила цепочку, будто обожглась, и распростерлась перед ним на полу.
Он подобрал медальон.
— Что с тобой, женщина? — спросил он.
— Прошу прощения, мой господин! — Она сложила руки, однако ее испуг казался скорее наигранным, чем настоящим; ее глаза блестели. — Я не знала, что это Знак, Ай, ты играл со мной, ты расспрашивал меня о том, что тебе самому известно лучше, чем кому-нибудь другому. Который ты из Двенадцати?
— Ты жужжишь, словно пчелиный рой! — он поднес медальон к ее глазам. — Ты говоришь так, будто что-то знаешь, но, клянусь Аллахом, ты не знаешь, что значит эта вещица.
— Но я знаю! — воскликнула она. — Я надела такие знаки раньше у эмиров Внутренних Покоев. Я знаю, что этот Знак значит больше, чем печать эмира, и что ее обладатель может входить в Сияющий Дворец и выходить из него, когда захочет.
— Но почему? Почему? — изумленно переспросил О'Доннелл.
— Хорошо, я шепотом скажу тебе то, что ты сам очень хорошо знаешь, — отвечала Айша, опускаясь на колени рядом с ним. Ее дыхание было почти неуловимым, как слабое дуновение далекого ночного ветерка. — Это Знак Стража Сокровища!
Она со смехом отпрянула от него:
— Разве это неправда?
Он ответил не сразу. Он был ошеломлен, и кровь стучала у него в висках.
— Никому не говори об этом, — сказал он, наконец, и поднялся. — От этого зависит твоя жизнь.
И, насыпав ей в подставленные ладони горсть монет, поспешил спуститься вниз по лестнице и выйти на улицу. Он понимал, что его уход выглядел слишком неожиданным и поспешным, но был настолько потрясен тем, что услышал, что не мог действовать рассудительно.
Сокровище! Он держал в руках Знак, который мог оказаться ключом к сокровищу — или, по крайней мере, ключом ко дворцу. До этого он не мог придумать способа проникнуть во дворец, хотя думал об этом постоянно с того самого момента, как оказался в Шахразаре. Его визит к Айше принес такие плоды, о каких он не мог даже мечтать.