Молчание идола. Сага заброшенных храмов

— Афдал-хан пригласил моих друзей на совещание и хладнокровно перерезал их. Юсуф-шаха и трех его вождей — моих лучших друзей, понимаете? И вы призываете меня забыть о них, будто это так же легко, как выбросить изношенные ножны! Да и зачем? Чтобы эмир мог облагать толстых персидских купцов грабительскими налогами; чтобы у русских не было шанса заставить его заключить договор, который не одобрили бы британцы; чтобы англичане могли цепляться за свою часть границы? Слушайте же мой ответ: вы с эмиром и раджой можете идти к черту! Возвращайтесь к эмиру и предложите оценить мою голову. Пусть он пошлет на помощь оракзаям своих охранников — узбеков, русских, британцев и кого он там еще сможет собрать. Эта вражда закончится, когда я убью Афдал-хана. Не раньше!

— Вы жертвуете благополучием многих, чтобы отомстить за кровь нескольких человек, — возразил Уиллоби.

— Кто вам это сказал? Афдал-хан? Он заклятый враг эмира, и эмир не знает, что именно Афдал втянул его в войну. Уже через месяц я получу голову Афдал-хана, и караваны будут снова спокойно идти по этой дороге. Если же победит Афдал-хан… С чего вообще началась вражда? Не знаете? Так я вам скажу! Афдал хочет полностью контролировать все водоемы на этой территории, колодцы, без которых не смогут обойтись караваны и которые в течение столетий находились в руках африди. Стоит ему завладеть ими, и он обдерет торговцев, не успеют они добраться до Кабула. И навсегда переведет торговлю на русскую территорию.

— Он не осмелится…

— Он осмелится на все. У него есть поддержка, о которой вы даже не догадываетесь. Спросите-ка его, почему его люди вооружены русскими винтовками?! Черт! Афдал просит о помощи, потому что я захватил Замок Акбара, и он не в состоянии меня оттуда выгнать. Он просил вас уговорить меня согласиться оставить Замок, не правда ли? Я так и думал. Да если бы я совершил подобную глупость и согласился, он бы напал на меня и моих людей из засады по дороге в Куррам. Вы еще не успеете вернуться в Кабул, как шпион, следующий за вами по пятам, сообщит эмиру, что я предательски напал на Афдал-хана и был убит при попытке защищаться, и что Афдал был вынужден напасть на Куррам и сжечь его! Он пытается с помощью вмешательства извне вернуть то, что потерял в битве, а меня лишить охраны и убить, как убил Юсуф-шаха. А вас с эмиром он просто дурачит! И вы хотите, чтобы я позволил ему одурачить и сделать покойником и меня! И все только лишь потому, что какой-то грязный торговый путь отклонился от Кабула!

— Не стоит вам так враждебно относиться к британцам, — начал было Уиллоби.

— Да я вовсе и не враждебен к ним, как и к персам, и к русским. Я просто хочу, чтобы все занимались своими делами, а меня оставили в покое!

— Но белому человеку подобает держаться подальше от этого кровавого безумия, — не унимался Уиллоби. — Вы же не афганец! Вы англичанин! По происхождению, по крайней мере.

— Я шотландский горец, а по происхождению черный ирландец, — проворчал Гордон. — И ничего тут не поделаешь. Возвращайтесь к эмиру и скажите ему, что вражда закончится, когда я убью Афдал-хана.

И, повернувшись на пятках, он исчез так же бесшумно, как и появился.

Уиллоби беспомощно смотрел ему вслед. Черт бы все это побрал! Он действовал, как неопытный мальчишка! Когда он вновь и вновь вспоминал свои аргументы, ему хотелось выть от досады: все они казались ребячеством против первобытной решительности Эль Борака. Спорить с ним — все равно, что спорить с ветром, водным потоком, лесным пожаром или каким-нибудь другим стихийным бедствием. Этот человек не укладывается ни в один стереотип; он неукротим, как варвар, живущий в Гималаях, но в его образе мыслей нет и намека на недоразвитость.

* * *

Что ж, ничего не оставалось делать, как вернуться в Форт Газраэль и послать гонца в Кабул с докладом о поражении в переговорах. Но игра еще не была закончена. В Уиллоби пробудилась обычная в подобных случаях упрямая решительность. Дело приобрело личную окраску, полностью отсутствовавшую в большинстве его кампаний. Уиллоби стал рассматривать его не только как дипломатическую задачу, но и как состязание в остроте ума между ним и Гордоном. Сев на коня и направив его к ущелью, он поклялся, что покончит с этой враждой и покончит по-своему, а не так, как хотел Гордон.

Вероятно, в утверждениях Гордона было немало правды. Конечно, они с эмиром слышали только Афдал-хана, а он, конечно, негодяй. Но Уиллоби не мог поверить, что амбиции вождя столь велики, а замыслы так коварны. Уиллоби не мог поверить, что они простираются дальше захвата власти в этой изолированной от мира горной местности. Мелкие налоги с караванов, которые сейчас взимают африди, — вот и все?