– Я надеюсь, Майкл оценит это.
– Это – Майкл, – ответила Эллисон.
Последовала долгая пауза.
– Эмма? Эм, ты здесь?
– Да, – мягко сказала Эмма, – но мне нужно идти. Мой... мой папа здесь.
Брендан Холл стоял перед компьютером, скрестив руки на груди. Он не двигался, но изображение на экране компьютера мигнуло, и на экране начали мерцать открытые окна. Эмма мгновение молча смотрела, волосы на затылке начали шевелиться.
– Пап?
Он кивнул не оборачиваясь, и Эмма знала куда он смотрит: Кладбище Писем. Место, куда анонимы – или люди, которые используют такие ники как imsocrazy и deathhead666 или на подобие – посылали письма, которые никогда не будут прочитаны.
За исключением того, что они были.
– Росток, – сказал он спокойно, читая – конечно – письма, которые она послала ему за эти годы. Она попыталась вспомнить, было ли в них что-нибудь чересчур смущающим, но не смогла.
– Я скучала по тебе, – сказала она мягко, отвечая на комментарий, который он не сделал – и, надо надеяться, не сделает. – Иногда это помогало. Написать. Даже если ты не мог прочитать это.
– Твоя мать знает об этом?
– Конечно нет. Она бы только волновалась. Я имею в виду, волновалась бы больше. – Эмма сделала паузу и затем спросила. – Ты всегда смотрел?
– Нет. Не в первый год. В действительности, не во второй.
Она колебалась. Она хотела дотронуться. Обнять его. Но она помнила холод его рук, как фонарь, и вместо этого сжала пальцы в кулаки по бокам.
– Папа, я могу спросить у тебя кое-что?
Он сидел в своем кресле, и она повернулась так, чтобы он был лицом к ней. Его глаза были по-прежнему странного цвета, и они внушали свет, который горел внутри того, что выглядело для Эммы, как совершенно нормальная кожа. Не было никакой полупрозрачности или чего-то, чтобы понять, что он призрак, хотя если честно, она не хотела видеть его таким.
– Спрашивай, – сказал он успокаивающим голосом отца и его согласие означало, что он был серьезным и весь во внимании.
– Правда, что после того, как умрешь, тебе некуда идти?
Длительная тишина. На языке Холла это, обычно, означает да.
– Эм, – сказал он наконец, – я умер. Ты не можешь. Ты должна заботиться о живых.
– Я интересуюсь, – твердо ответила она, – вещами, которые касаются меня. Так это правда?
– Что Эрик рассказывает тебе?
– Прости?
– Что Эрик говорит об этом?
– Он сказал мне спросить тебя, если я захочу знать правду.
Ее отец кивнул, как если бы это имело смысл.
– Да.
Она почти рассмеялась, но это был бы напряженный смех; она сдержалась.
– Так… Ты застрял здесь почти на шесть лет, не зная куда пойти?
– Да.
– А что другие?
– Другие?
– Другие умершие. Другие призраки.
– Есть люди, – сказал он ей спокойно, – которые были пойманы в ловушку здесь гораздо дольше, чем я. У меня есть ты, – добавил он. – У меня есть твоя мама. Я могу наблюдать за тобой, иногда, и видеть, как ты выросла. Как вы обе выросли. Я прежде не мог говорить с вами, но – ваше присутствие здесь привлекает меня. Это связывает меня, – добавил он.
– Связывает тебя?
– Это держит меня здесь.
Эмма молчала несколько минут. Наконец она заговорила более низким голосом:
– А что другие?
– Когда люди, которых они знали при жизни, умирают, нет ничего, что держало бы их там, где они когда-то жили.
– И они идут дальше?
Он молчал. Это было нехорошее молчание.
– Папа, куда они идут?
Он поднялся, как будто стул ограничивал его, но он не повернулся к дочери лицом; вместо этого, он пошел к окну. Покачав головой, он позволил рукам опуститься.
– Эмма, ты можешь понять, что я не хочу втягивать тебя в это, если это вообще возможно?
– Нет. Мне больше не восемь лет, – добавила она, чувствуя себя немного защищающейся. – И я втянута. Я вижу тебя. Я могу поговорить с тобой. – Она сделала глубокий вдох. – Я не хочу, чтобы ты ушел, – резко сказала она. – Я достаточно эгоистична, чтобы быть счастливой, что я все еще могу поговорить с тобой. Это было так давно.
– Но если ты здесь пойман в ловушку, если ты пойман в ловушку в этом... этой полужизни, я не хочу этого. Я хочу, чтобы ты был здесь, потому что хочешь этого. Я не хочу, чтобы ты был здесь, потому что тебе некуда идти. – Она поколебалась, затем сказала, – есть четырехлетний мальчик, который пойман в ловушку в горящем доме.
Тогда он повернул свою голову, чтобы посмотреть на нее.
– Я не хочу, чтобы он остался пойманным в ловушку там. Он – Эрик говорит, что его воспоминания достаточно сильны, чтобы он оставался в горящем здании и достаточно сильны, чтобы обжечь меня, когда я приближаюсь к дому. Но ему четыре года. И я хочу, чтобы он вышел из этого дома. Я не хочу, чтобы он остался там навсегда.
– И я собираюсь вывести его. Даже не думай о попытке отговорить меня от этого.
Его улыбка была жалеющей, но она видела гордость за себя, и это было более ярко, на мгновение, чем странная люминесценция.
– Я даже не мечтал бы об этом, Росток.