Молчание (ЛП)

– Ты великолепна. И я в восторге от туфель! – Эмма, с другой стороны, с готовностью сделала то, что от нее ожидалось.

– Обратила внимание на серьги?

– Нет. . иди сюда.

Эми подошла. Серьги были черно-белыми, но это были символы Инь и Янь, а не прямые линии трапеции.

– Красиво и элегантно, – сказала ей Эмма.

Эми кивнула, удовлетворенная.

– Мне нравится твое платье, – добавила она. Это, честно говоря, было искренним комплиментом, потому что, если Эми не нравилось платье, пришлось бы молиться, чтобы она промолчала.

Поскольку это было идеальным моментом, Эми сделала паузу и посмотрела на Чейза, чья одежда оставляла желать лучшего.

– Эмма?

– Это Чейз, – быстро произнесла Эмма. – Он хороший друг Эрика.

– Правда?

– Эрик не одевает его, – произнесла Эмма с совершенно невозмутимым видом.

Чейз, с другой стороны, затих. В то время как Эмма привыкла к такой реакции, когда новый парень оказывался около Эми, это был странная тишина для такого как Чейз. Она поглядела на него и повернулась, чтобы посмотреть на Эрика.

Оба были неподвижны. И у обоих на лицах было одинаковое выражение, вернее его отсутствие, будто что-то высосало всю жизнь и тепло их лиц. Это вызывало тревогу.

Эми заметила, но так как это была Эми, она проигнорировала это. Она повернулась, когда Скип и его друг присоединились к ним.

– Скип, – сказала она, – это Эрик, друг из школы. Он новичок здесь, – добавила она любезно. – Это его друг, Чейз. Эрик, Чейз, это мой брат.

И это его друг, Меррик Лонгленд. Они встретились в начале семестра в Далхаузи.

Меррик Лонгленд вышел на свет, стоя спиной к Майклу и его друзьям, которые остались совершенно свободными от посягательства чужаков.

Он был, как говорила Эллисон, безупречно одет. Одежда смотрелась скорее повседневной, а не формальной, но было что-то в четких линиях свободно подогнанного угольного жакета и воротника белоснежной рубашки под ним, что излучало формальность.

Рубашка была частично расстегнута, и предательский отблеск золотого кулона блеснул на его открытой груди. Эмма не заметила, какие брюки он носил. Она отметила, что его волосы были короткие, определенно коричневые, что скулы были высокими, а его подбородок был не слишком заметным и не слишком маленьким; она заметила, что брови у него были широкими.

Но самое главное, в тот тихий момент, который бывает сразу после того, как вдыхаешь и задерживаешь дыхание, она заметила его глаза.

Они мерцали, слабо, как будто освещались изнутри, и она не могла честно сказать, тогда или позже, какого цвета они фактически были.

Меррик улыбнулся, и это была глубокая, приятная улыбка; она изменила линии его лица, не смягчая их.

– Меррик, – сказала Эми, хотя ее голос теперь казался тихим и немного отдаленным, – это – Эмма Холл. Она – одна из Мафии Эмери, – добавила она.

– Эмма? – произнес Меррик и протянул руку.

Эмма уставилась на него, как будто не совсем помнила, что делать.

Покачав головой, она скривилась. Она протянула руку в свою очередь, и он крепко схватил ее в свою.

Его рука была холодной. Не так, как лед, а, скорее, как зимняя кожа.

Она начала отступать, хотя никакое количество извинений не могло послужить оправданием или превратиться в хорошие манеры, но его рука сжалась.

– О, Эмма, – сказал он мягко. – Мы только что познакомились, но я думаю, что мы много чего можем сказать друг другу.

– Я... Я здесь с друзьями, – ответила она, зная, как глупо это будет звучать, еще до того, как слова были произнесены.

– Ах. Да. Это было бы неловко. – Его глаза, глаза, которые точно были люминесцентными, вспыхнули в темноте ночного неба, становясь, как дух огня, если бы у огня был дух.

И мир остановился.

Глава 8

В ярком свете вечеринки, все отбрасываемые тени на каменной кладке внезапно прекратили перемещаться. Музыка, преобразованная толстым стеклом в ужасный громкий бас, продолжала свой устойчивый, безумный бой – но никто не кричал, чтобы быть услышанным.

Никто, казалось, не говорил вообще. Она не могла сказать, пытался ли кто-то; так как не могла отвести взгляд от его лица. Она знала. Она пыталась. Но она могла видеть их тени – Эми, Скипа. Эллисон, Эрик, и Чейз отбрасывали тени, которые падали вне ее обзора.

– Лучше? – Спросил Меррик Лонгленд.

– Нет.

Он улыбнулся. Улыбка не выглядела угрожающей; но Эмма не была уверена в его дружественных намерениях. Но ее рука была холодной, и она, верно, смогла бы побрить свою собаку об уголки этой улыбки.

Она попыталась выдавить из себя ответную улыбку и у нее получилось. К сожалению, эта улыбка была похожа на ту, которой улыбаешься разъяренной собаке, пока тянешься за большой дубинкой.

– Что ты сделал? – спросила она, говоря мягко, потому что неестественная тишина почти требовала этого.

– Я предоставил нам немного приватности.

– Не думаю, что нам это нужно, – было довольно трудно сдержать дрожь в голосе.

– Так лучше. Для них, – добавил он. – Я должен кое-что сказать тебе – о себе – что им лучше не слышать.

– Лучше не слышать?

Он кивнул.