Молчание небес

А на улице стена дождя избивала землю и природу. Особенно жутко было, когда налетали шквалы ветра. Казалось, не выдержат ни стены, ни стекла, ни крыша. И казалось, что слышен стон согнутых к земле деревьев. И мир раскраивался надвое гигантскими молниями.

– Вот это антураж! – восхищался Малиновский. – Тарковский – да и только! Ты смотри, смотри! – пихал он Клемента локтем. – Вот это да-а! Крынки с молоком не хватает! – кивал на летний столик с поваленной посудой, раскисшим хлебом, разметенной зеленью.

– Да вижу я, вижу!.. – досадливо пробурчал Клемент Николаевич. – Нин, ну, где у нас тапки?

Женщины как зачарованные стояли, обнявшись, у порога и смотрели на стихию.

– Клим, поищи у камина…

И в это время на повороте, у края сада, блеснули автомобильные фары. И вслед за этим – визг тормозных колодок. Глухой звук удара о низкий кирпичный забор. И треск лопнувших, как винтовочные выстрелы, стёкол.

Автомобиль плавно, будто в замедленном кино, перевалил через забор и рухнул боком на участок. Вспахал газон и перевернулся на крышу. А колёса бешено крутились, разбивая в пыль небесный поток.

И будто ступор охватил всех: обнявшие друг дружку женщины, мужчины с бокалами вина – все замерли! Словно досматривали на едином дыхании последние кадры фильма!

А потом Нина Григорьевна вскрикнула и бросилась к машине.

И враз всё ожило. Загомонили, засуетились.

– Нинка! Нинка! Сейчас взорвётся! Куда ты?! – высунувшись в дверной проём орал Пашка. – Дура! Взорвётся!

Клим, оттолкнув того в сторону, бросился вслед за женой. Чуть не упал на мокрой плиточной тропинке, чертыхнулся и побежал назад: обуваться.

А Нина Григорьевна, подбежав, всё дергала и дергала заклинившую водительскую дверь. Дверца вдруг подалась, распахнулась, и Нина рухнула на газон. Заплакала от боли и, почему-то на четвереньках, поползла к выпавшему наполовину из машины парню. Ухватила за брючный ремень и потянула наружу. Парень еле слышно застонал и с места не сдвигался.

– Ремни, мать их!.. – сообразила Нина.

А с неба лило и сверкало. А от дома что-то громко и беспрестанно кричали.

«Ремни… Ножик бы… Ножик надо, разрезать…» – растерянно подумала она, оглянулась беспомощно на кричавших. И никого не различила сквозь пелену дождя. Лишь неяркие цветные пятна.

– Скорую вызови! – крикнул, сбегая с крыльца, Клим Малиновской. – И пожарников тоже!..

Пашка, глядя на того, схватил первую попавшуюся у входа куртку и побежал следом.

– Ножик дайте! Ножик принесите! – плачущим голосом кричала им навстречу Нина Григорьевна.

Мужики подбежали, опасливо косясь на бензобак, оттолкнули Нину в сторону. Полезли в машину и долго-долго что-то там возились. Машина заглохла. А потом Клим ногами выбил пассажирскую дверь изнутри. Выбрался, аккуратно подхватил парня под мышки, потянул на себя. Пашка помогал ему из машины.

Так и понесли его в дом. Пашка шёл сзади, держа того за ноги и удивлялся: Клим вышагивал в резиновых сапогах и плаще. Когда успел, собака? Вместе, кажется, бежали… Затем перевёл взгляд на Нину. Та шла рядом с мужем и придерживала парнишке голову. Мокрые, зазеленившиеся от травы брюки плотно облепили её ягодицы, и казалось – одни лишь трусики на ней. Такие же белоснежные, с оборочной каймой.

От них и не отрывался до самого дома.

– Я вызвала!.. Всё!.. Все едут! – испуганным голосом встретила их Малиновская.

* * *

– Взяли!

Врач с санитаром подхватили носилки, закатили в скорую.

Машина стояла вплотную к крыльцу. На влажной траве отчётливо виднелась колея от ворот до крыльца.

Пожарники уже уехали. Тушить было нечего. «Гаишники» ещё не приезжали. Ливень кончился, и опять ярко лупило солнце.

Все толпились у скорой. И всем уже было невтерпёж, чтобы побыстрее кончился этот кошмар.

– Стойте, доктор! – Нина вдруг попридержала заднюю дверь. – Как хоть он?

Её колотило крупной дрожью от пережитого, от мокрой одежды.

Доктор неопределённо пожал плечами.

– Кто его знает?.. Обследуем сейчас, просветим… Переломов, видимо, много. Странно, что ещё в сознании… Не знаю…

– Это хорошо! – вдруг громко сказала она. – Будет хоть с кого за забор спросить! Да за газон!.. Век не расплатится!

Доктор недоуменно посмотрел на неё. А потом на лице появилась брезгливость. Ничего не ответил и захлопнул дверцу.

Машина уехала.

Нина Григорьевна обернулась. И встретилась с такими же недоуменными и брезгливыми лицами. Даже у мужа. А Сонька ещё и улыбалась краешком губ.

Нина Григорьевна гордо подняла голову и шагнула на крыльцо. Мужики расступились.

Она подошла к столу, плеснула водки в бокал из-под вина и залпом выпила. Закрыла глаза, замерла. Затем резко выдохнула.

– Всё! Я пошла в баню!

И опять все молча расступились.

Сбросила комком в предбаннике грязную потяжелевшую одежду. Включила горячую воду из водонагревателя и встала под душ.

– Козлы! Боже мой, какие козлы! И эта… курица бройлерная… Скривились, сучки… И мой туда же!.. Брезгуют они, прослойка хренова…

Стояла неподвижно, подставив лицо горячим струям. Озноб потихоньку проходил. И очень сильно заныли разбитые колени. Открыла глаза. Ногти обломаны. На всех пальцах. И цепочку потеряла…