Ближе всего к Самохину оказалась его нога, согнутая в колене, и он вцепился в лодыжку мертвой хваткой. Плюхач все-таки прыгнул и забился, словно зверь, попавший в капкан. Он рвал мох скрюченными пальцами, как когтями, полз и бил второй ногой в лицо — перед глазами мелькала лишь его ободранная до мяса ступня, и потому Самохин не увидел момента, когда пророки канули в бездну.
Но в промежуток между двумя ударами в переносицу засек мгновение, когда края прорвы дрогнули, сверзая вниз целые острова зеленой пустыни, и начали схлопываться!
Не выпуская ноги, он сорвал с себя суму нищего, метнул ее в пропасть и, пересиливая боль, проследил траекторию ее полета.
И лишь тогда отпустил Плюхача.
Освобожденный, он покатился кубарем с бархана, замелькал, обратившись в колесо, но когда докатился, земля уже сошлась и среди зелени мха остался лишь свежий песчаный след, похожий на извилистую борозду, оставленную плугом…