Молчание Сабрины 2 (СИ)

Во время их последней встречи Талли Брекенбок был не таким – тогда он еще… не сошел с ума.

– В любом случае меня привело к тебе дело, Талли, – начал Мэйхью. – Очень важное дело, и я надеюсь…

– Тра-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла! – заголосил Брекенбок на весь фургон, засунув указательные пальцы в уши. – Тра-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла!

– Что ты делаешь? – Мэйхью и правда не понимал: у Талли припадок сумасшествия или просто эпизод чудаческого поведения, которое было его отличительной чертой еще с детства.

– Я тебя не слушаю, – пояснил Брекенбок.

– Думаешь, это смешно?

– Мне вот смешно. – Хозяин балагана и сам не заметил, как выдал, что на самом деле он все слушает и все слышит, что бы ни говорил и что бы ни «тра-ла-лакал». – Я – шут. А шуты так себя ведут постоянно. Это тебе хватит прикидываться почтенным джентльменом.

– А я и не прикидываюсь, Талли. Времена изменились. Теперь я почтенный…

– Ты не почтенный! – перебил Брекенбок. – Ты почтовый! Ха! Почтовый голубь! Который по ошибке залетел в чужую форточку, потому что его треснули по башке палкой.

– Талли, прекрати! – строго сказал Мэйхью. Таким голосом он не позволял Талли плакать, когда оставлял его в пансионе. Таким голосом он отказал ему в помощи в самом важном деле в жизни Талли. Таким голосом он отговаривал его от совершения глупостей, когда тот впал в ярость из-за отказа.

Впрочем, Брекенбок и в лучшие годы не был склонен к осмысленному диалогу. Уже тогда выслушивать кого бы то ни было он стал разве что с кляпом во рту, связанный по рукам и ногам. Теперь же все стало хуже: он позволил бы кому-нибудь выговориться, только будучи мертвым. Да еще, если уши его при этом будут отрезаны и разложены в разные коробочки.

– Мне нужна твоя помощь…

– Любопытненько! Но кто сказал, что мне не должно быть наплевать? Ты ошибся балаганом, Мэйхью, – помогать тебе я не стану.

Шут демонстративно сложил руки на груди – будто поставил этим жестом некий только ему одному ведомый знак препинания. Учитывая, что перед Мэйхью сидел не кто-нибудь, а Брекенбок, то вряд ли знаком этим была точка – скорее, либо вопросительный знак, либо многоточие.

– Почему?

– Не желаю иметь дел с теми, кто предает друзей…

– Я тебя не предавал, Талли. Просто отказал… по очевидным причинам.

– Это и было предательство. Ты должен был мне помочь!

– Я не мог.

– О, разумеется, не мог!

– Я был заперт в камере в тюрьме Хайд!

– Я предлагал тебе сбежать! Но ты отказался…

– Ты прекрасно знаешь, почему.

– Да! – Брекенбок сорвался на крик. Не услышать его возможно было разве что на другом берегу Пыльного моря, где-нибудь в Гамлине. – Потому что ты у нас весь из себя такой раскаявшийся! Весь из себя такой…

– Я не мог иначе.

– Да уж, мистер Совестливый… Где была твоя совесть, когда я пришел к тебе? Когда я умолял тебя мне помочь?

– Талли, ты же знаешь…

– Нет! Это ты знаешь, насколько это было для меня важно! Только ты и знал! Я должен был найти свою семью, а ты должен был мне помочь! Но ты просто взял и отказал мне!

Мэйхью промолчал. Само собой, он ожидал, что при встрече с Брекенбоком его ждут обвинения и упреки, и все равно выслушивать их было горько: он и правда знал, как его друг мечтал отыскать пропавшую семью.

– Ты мне не друг, – сказал Брекенбок, словно подслушав мысли Мэйхью. – У меня нет друзей. У меня они были когда-то: Головастик, мой самый первый друг из «Пансиона мадам Лаппэн», еще Нос и Уилли-Прищепка из сиротского приюта мадам Гроттеморт. Их всех больше нет, они мертвы, а их могилки засыпаны осенними листьями.

Мэйхью покачал головой. Головастик… подумать только, а он и забыл свое детское прозвище.

– Нос и Уилли-Прищепка тоже, полагаю, как-то тебя обидели, раз ты и их записал в мертвецы…

– Прищепка на самом деле умер. Еще ребенком. А Нос… Этот пройдоха не так давно почтил своим визитом Габен: ограбил банк, попал в газеты и даже не удосужился навестить меня.

Мэйхью не поверил своим ушам.

– Постой-ка! Фиш?! Человек-из-Льотомна, который ограбил «Ригсберг-банк», – это твой друг Нос из сиротского приюта?!

– Да-да, тогда еще черный дом на площади Неми-Дрё назывался «Ригсберг-банком», но ты меня не слушаешь! Нос был здесь, но он даже не заглянул! Я пытался его найти после того, как его имя попало во все газеты, но он уже сбежал. Вот такие они, мои друзья…

– Талли, послушай, – Мэйхью попытался призвать сумасшедшего друга к голосу разума. Что само по себе напоминало сумасшествие. – Я понимаю, что ты затаил на меня смертельную обиду и, вероятно, даже планируешь какую-то месть…

– Месть давно остыла.

– Тем не менее, – продолжил Мэйхью, – я бы не пришел к тебе, если бы это не было важно. Намного важнее твоей обиды и моих сожалений.

Брекенбок фыркнул.

– Ха! Еще раз – Ха! И напоследок – Ха в третий раз!

Мэйхью нахмурился – он больше не был намерен тратить время на препирательства:

– Этот человек, – сказал он, – который здесь только что был. С зеленым зонтом…

Брекенбок одарил собеседника показными аплодисментами.

– О, ну конечно, переведи тему на кого-то, кто раздражает меня еще сильнее, чем ты. Это так… в твоем духе!

– Талли…

– Зачем ты пришел? – спросил хозяин балагана.