– Злобу Брекенбока и его коварство, – услужливо подсказал Заплата и задрожал. Перед его глазами отчетливо предстал горящий фургончик, который уже никогда ему не достанется… А ведь он так мечтал о своем доме!
– Брекенбок, – продолжил Гуффин, – известный мастер пускать пыль в глаза. На деле же он – не страшнее щеночка породы леллуп. Щеночка, который пытается спрятать свою трусливую, слабохарактерную натуру за наигранным рычанием.
Заплата по-прежнему сомневался – сравнение Гуффина его не особо успокоило, ведь все знали, что щенки леллуп однажды вырастают и превращаются в злющих-презлющих зверюг.
– Сэр, раз уж мы говорим о собаках… это вы велели Бульдогу Джиму разломать куклу? Ну, ее руку…
– Насколько я помню, речь шла об одном лишь пальце.
«Какое счастье, – подумал Гуффин, безразлично глядя на то, как мадам Бджи подкладывает мышеловки под крышкой котла, чтобы Проныра туда не сунулся, пока она расставляет тарелки на столе, – что люди кругом сами по себе выродки и подлецы. Это здорово облегчает мне работу. Иногда даже просить никого ни о чем не нужно… Хотя о чем это я? Я ведь никогда никого ни о чем не прошу…»
– Почему тебя это так заботит? – Гуффин перевел подозрительный взгляд на Заплату. – А! Постой-ка! – его осенило. – Ты беспокоишься, что твою награду разделит кто-то другой? Боишься, что Бульдог в деле?
– Ну-у-у… – заскулил Заплата. – Вы же обещали мне целый и ни-с-кем-не-разделимый фургончик. А соседство… это совсем другое. Нельзя портить воздух, нужно вытирать ноги, и с лампой зажженной до утра не посидишь за интересной книжкой…
– Во-первых, – проворчал Гуффин, – в нашем фургоне как у меня, так и у Пустого Места есть шторка по краю полки, которую в любой момент можно задернуть. А во-вторых… с каких это пор ты читаешь книжки, Заплата?
Заплата выглядел смущенным.
– Ну, Брекенбок дал мне книгу
– «Абзацев»?! – Гуффин был поражен до глубины своей черствой души. – Брось это занятие, Заплата! Книжки – совершенно дурацкое и бессмысленное изобретение, они тебе не нужны! Книжки не помогут тебе получить то, что тебе хочется, Заплата. А вот нож, острый нюх и послушание мне тебе ой-как пригодятся!
– Вы правы, сэр.
– Я знаю. Я всегда прав. А что касается нашего дела, то чтобы к трем часам ночи ты все сделал. Ты понял меня? Иначе я найду того, кто сделает. Ты ведь хотел поучаствовать в спектакле? Вот и поучаствуешь. Более того: ты сыграешь в нашем с тобой ночном спектакле главную роль.
Заплата от этих слов начал буквально трястись, словно в приступе. Он едва ли не наяву увидел, как его миленький фургончик укатывается от него прочь.
– Не извольте беспокоиться, сэр. Все будет сделано.
– Вот и славно.
– Но…
– Что еще? – В этот момент Гуффин отчасти понял всю суть тягости существования Талли Брекенбока и по достоинству оценил его терпение.
Глаза Заплаты снова алчно заблестели – даже со стороны было видно, как он себя сдерживает, чтобы не начать потирать руки в предвкушении.
– Вы не дадите мне свои часики, чтобы я знал, когда наступит три часа ночи?
– Что? – с презрением спросил Гуффин. – Не дам я тебе никаких часов! Сам угадаешь время. И попробуй только угадать неверно. Пошел вон!
И Заплата пошел. Глядя ему вслед, Гуффин поморщился от отвращения…
…В своей жизни, несомненно, каждый хотя бы раз такое испытывал.
Вы никого не трогаете, занимаетесь своими делами, но в какой-то момент вам отчетливо начинает казаться, что на вас смотрят, за вами наблюдают, вас высматривают – более того, буквально сверлят взглядом. И хоть стружка от этого сверления в стороны не разлетается, все же ощущение и правда не из приятных.
Вот и Проныра сидел под кухонным навесом, глядел на котел и все гадал, как бы засунуть в него свои пальцы и при этом избежать мышеловок мадам Бджи, когда он вдруг почувствовал: как будто чьи-то ногти заскребли его по затылку.
Он поднял голову и обернулся. Ему улыбнулись. Проныра встал и нехотя пошагал навстречу улыбке.
Когда он подошел, улыбка превратилась в гримасу:
– Почему ты до сих пор не сделал то, что должен был? – спросил ледяным голосом Гуффин. – Почему все меня постоянно подводят? Я напрасно тебе доверил такую важную задачу?
Проныра снял свои очочки и принялся протирать их уголком жилетки.