– Да, дельце не то, чтобы тяп-ляп-обстряпп, но повозиться стоит, так как оно, упомянутое дельце, сулит нам весьма немалую выгоду, – забубнил он мерным, монотонным голосом, не открывая глаз. – Само собой, я все подробно изучил, законспектировали и подшил в папку номер сто тридцать шесть дробь двадцать четыре с полки «Бульварных Городских Дел». Мистер Жилдридж, столь же почтенный, как и его батюшка, наш старый клиент, имеет весьма обоснованные претензии к некоему мистеру Оулу (ответчику): этот господин испытывает невыносимые душевные терзания из-за злокозненного (в понимании почтенного мистера Жилдриджа) и откровенно гадостного (для него же) поведения упомянутого мистера Оула (ответчика). Дело в том, что мистер Оул имеет совесть (или вернее, совершенно ее не имеет) творить свои злодеяния в помещении, которое находится в непреложной собственности почтенного мистера Жилдриджа и досталось ему по наследству от его почтенного батюшки мистера Жилдриджа-старшего, а именно в птичнике на крыше дома по адресу «Тремпл-Толл, улица Синих Труб, дом номер восемнадцать». При этом пункт первый: мистер Оул не платит за жилье; пункт второй: он съел Джо, Карла и Брюлля, любимых мышей почтенного мистера Жилдриджа; пункт третий: позволяет себе нагло и дерзко, нарушая все законы приличий, с наступлением темноты ухать на полквартала. Учитывая все вышеперечисленные претензии…
Где-то на второй трети прозвучавшего отчета Сабрина, наконец, осознала, что Проныра говорит вовсе не с ней. Да и вообще, судя по всему, его собеседник находится даже не в Габене, а в стране снов: разместился с удобством в кресле или же едет в экипаже по городу, а клерк отчитывается и трясется (в одеяле), опасаясь упустить хотя бы мелочь.
Сабрина поняла две вещи. Первая – то, что некий мистер Жилдридж (почтенный), судя по всему, был несколько не в своем уме, поскольку почему-то подал в суд на сову, которая поселилась в его птичнике. И вторая… кхм… вторая… Стало очевидно, почему Проныру не пускали ночевать в фургон.
Вот и сейчас бормотание бывшего адвоката без внимания не осталось. В стенку дома на колесах тут же заколотили, и Бенджи (или это был Бонти?) крикнул:
– А ну, заткнись, Проныра! Сил нет терпеть!
Бывший адвокат перевернулся на бок, протяжно чихнул и мирно засопел с довольной улыбкой, очевидно, прекрасно понимая, что разбудил обитателей зеленого фургончика.
Выждав пару мгновений, кукла медленно и осторожно потянула найденный предмет из-под подушки. Миг – и ее рука, сжимающая кисет, выскользнула наружу.
Заполучив желаемое, Сабрина ринулась прочь.
Спрятавшись в закутке у сундука и фонаря, она торопливо развязала кисет…
А внутренний голос все подгонял ее: «Быстрее! Шевелись! Шевелись!»
Но пальцы куклы от волнения и нетерпения лишь запутывались, она спешила, пока пропажа не обнаружена, а спешка, как известно, к добру приводит только в том случае, если у вас на глазах черная маска воришки, а за вами гонится полицейский констебль, свистя в свой свисток.
И тут, когда уже казалось, что Сабрине все же удастся провернуть то, что она задумала, за спиной куклы раздался звук шагов, хлюпающих по лужам.
Сабрина обернулась, пытаясь придумать отговорку, – любую, хоть что-то, но голос в голове (который всегда такой умненький-разумненький и который постоянно обижает ее, называя «глупой куклой») молчал.
Впрочем, отговорки Сабрине не понадобились. Кажется, хлюпающий по лужам мистер ее не заметил.
Нечто, напоминающее плохо сшитого человека в бесформенном пальто, крадущейся походкой подошло к двери темно-красного фургона хозяина балагана. Это нечто замерло, огляделось по сторонам и вдруг начало совершать весьма странные вещи. Человек в бесформенном пальто неожиданно задергался и забился, будто в судорогах. Он растрепал свои сальные лохмы, насильно заставил себя тяжело дышать, да и вообще отчаянно попытался придать себе вид, словно только что откуда-то прибежал. Затем вспрыгнул по ступенькам и принялся лихорадочно бить в дверь кулаками – от этого, казалось, весь фургон вот-вот перевернется.
– Сэр! Откройте! – завопило это нелицеприятное, странно себя ведущее существо голосом Заплаты. – Сэр! Скорее проснитесь! Сэр!
– Да что же это такое?! – закричал Брекенбок, а затем, спустя пару мгновений, дверь распахнулась. Хозяин балагана замер на пороге с таким видом, будто намеревался совершить убийство. – Мне дадут сегодня поспать, или нет?!
– Сэ-эр?
Выглядел Заплата еще хуже, чем обычно (то есть не просто, как побитая собака, а как собака, которую хорошенько отделали). Он запыхался, глазки навыкате – вываливаются из разношенных век, волосы растрепаны, пальто нараспашку – кажется, он потерял последнюю пуговицу.
– Ну, держись, Заплата! – Хозяин балагана навис над своим приспешником. Шут забыл колпак в фургоне, и сейчас даже его лысина была настроена весьма угрожающе.
– За что? – не понял Заплата. Ну, за что держаться?
– Не «за что», – ответил Брекенбок. – А «что».
– «Что»?
– Да: «что»! Что случилось, подери тебя Осень?