Молчание Сабрины 2 (СИ)

– Это как-то связано с пьесой? – спросил Гуффин, нервно сцепив руки. – Она провалится?

– Не каркай, Манера Улыбаться! – рявкнул Брекенбок. – Что вы видите, мадам Шмыга?

– Я вижу! – возвестила гадалка загробным голосом; ее ногти вонзились в скатерть, горло свело судорогой, а актерская игра не выдерживала никакой критики. – Вижу! Все вижу!

Труппа сгрудилась вокруг гадалки. Каждый из присутствующих пытался углядеть что-то в ее шаре предсказаний, но все видели в его мутных туманных глубинах лишь эффектное, грандиозное, масштабное и многозначительное ни-че-го.

– Что вы видите? – нетерпеливо повторил Брекенбок, покусывая губы от волнения.

– Кошачья шкура! – пророкотала гадалка. – Кошачья шкура бродит по коридору! Туда-сюда!

– Какая шкура?

– Ну кошачья же! – сказала мадам Шмыга, на коротенькое мимолетное мгновение вернув себе абсолютную вменяемость. – И еще я слышу! Слы-ы-ышу-у-у! – Она поспешно снова углубилась в «видение» или в данном случае еще и «слышение». – Скрип и вытье. Когти скребут… Женщина рожает собаку.

– Какой кошмар! – мадам Бджи в ужасе закрыла рот ладонью.

– Что-то ползет по ноге… – продолжала мадам Шмыга. – Это капелька пота? Или…

– Или? – испуганно спросил Бонти.

– Стук в дверь! Тум! Тум! Тум! – Гадалка стукнула кулаком по столу, отчего тарелки и ложки запрыгали, как на пружинках. – Фигура в пальто. Но под пальто – дым.

– Кто это? – Брекенбок, очевидно, принялся расшифровывать предсказание. – Кошачья шкура… Это значит – предательство? Или беспокойный сон? Что же там было в том «Толкователе-растолкователе снов доктора Ферро»? Женщина рожает собаку. Подмена ожиданий? Или появление домашнего питомца? Что же это все значит? Фигура в пальто… Дым… Кто этот незнакомец, мадам Шмыга? Кто он? Когда его ждать?

Казалось, даже гадалка не ожидала, что шут воспримет все настолько серьезно. Но она решила не давать пояснения и продолжила вещать:

– Плачет девочка без глаз… Девочка… без глаз… А еще тень в углу! Она притаилась и глядит на меня, пока я сплю. Она здесь, в комнате. Я знаю, но я не могу открыть глаза! Я боюсь! Я боюсь, что увижу ее, если открою глаза. Но я знаю, что она здесь…

От слов гадалки даже Гуффин, казалось, похолодел. Все описанное мадам было как-то уж слишком жутко даже для него. Прочие же и вовсе стояли молча, боясь упустить хотя бы слово. Каждый опасался, что это возле его кровати притаилась тень.

И только Сабрина не поддавалась общему возбуждению. Она видела, как Проныра, воспользовавшись тем, что все заняты гадалкой, пятился шажочек за шажочком, пока не оказался у котла с похлебкой, а затем быстро в него что-то высыпал. После чего, беззвучно перемешав варево, просто продолжил вести себя согласно сценарию пьесы «Как ни в чем не бывало», вернувшись к остальным.

– Кажется, проходит! – заметил Гуффин, во все глаза глядя на мадам Шмыгу.

Но ничего и не думало проходить – гадалка по-прежнему билась в судорогах и что-то бормотала о незримой опасности, людях за углами и кошачьей шкуре.

– Определенно, проходит! – Гуффин незаметно ткнул пальцем гадалку между ребер, отчего та вскрикнула.

– Человек выворачивается наизнанку! – исступленно продолжила мадам Шмыга. – Я подхожу к нему в каком-то парке. Парк нарисован на стене комнаты. Он сидит на скамейке. И его корчит. Он расшивает кожу и выворачивается наизнанку!..

– Какие ужасы… – пробормотала кухарка.

– Кажется, все это из-за ее снотворного порошка! – высказал предположение Бульдог Джим. – Она пьет его каждый день.

– Или у девочки просто дар! – вступилась за подругу мадам Бджи.

– Ну да, да… – проворчал хозяин балагана – он все еще был потрясен услышанным.

А гадалка, как и прежде, дрожала и царапала стол, и на миг Сабрине показалось, будто что-то изменилось – мадам Шмыга словно впала в самый настоящий и совершенно неподдельный раж.

– Я сказал, проходит, – прошипел Гуффин, но никто, кроме мадам Шмыги, его не услышал.

И тут действительно все закончилось. Приступ сошел на нет. Глаза перестали закатываться и вернулись на место, ногти еще пару раз царапнули стол, а потом сведенные судорогой пальцы расслабились.

Мадам Шмыга несколько раз моргнула и закашлялась, после чего недоуменно оглядела сгрудившихся кругом актеров балагана.

– Что случилось? – спросила она.

Брекенбок уселся на свой стул и с досадой буркнул:

– Ну вот так всегда. И почему, спрашивается, нельзя сразу переводить предсказания? У меня нет денег постоянно приглашать месмеристов и толкователей. Я и так за прошлое предсказание, в котором, как выяснилось, вы увидели нашу новую пьесу, еще не расплатился с господином Фридкином.

Гадалка глянула на него мутным взглядом.

– Голова кружится… – простонала она.

– Уведите ее в фургон, – велел Брекенбок. – Уложите ее в постель! Она портит мне аппетит.

Мадам Бджи укоризненно уставилась на хозяина балагана.

– Какой же вы эгоист, сэр! Как можно думать о пищеварении, когда девочке плохо?!

– А что такое? – искренне не понял шут. – Я же о ней забочусь! А если у нее еще один припадок приключится – к примеру, во время еды? Она же обожжется или подавится, не приведи Осень.