Молчание Сабрины

Возможно, кто-то думает, что куклу нельзя убить, но он ошибается. Некоторые куклы, такие как Сабрина, нежнее и чувствительнее, чем большинство живых людей. Кукольники намеренно их такими делают, чтобы… воспитывать. Не обязательно пилить этих бедолаг пилой или тесать рубанком, если хочешь причинить им боль.

Фортт схватил Гуффина за лацканы пальто и оттащил от мешка.

– Оставь ее!

– Она пыталась выдать нас! – в ярости проревел Гуффин, вырываясь.

– Ты не должен ее бить! Не смей трогать ее, ты, проклятый злыдень!

– Что? – гаркнул Гуффин. – Ты слюнтяй! Я всегда знал, что ты тряпка, Пустое Место! Тебе жалко эту уродливую деревяшку?!

– Нет, – солгал Фортт. – Но ты подумай, что скажет Брекенбок, если кукла будет сломана! Хочешь, чтобы он не засчитал ее, как возврат долга? Что тогда станем делать?

Манера Улыбаться тяжело дышал. Его глаза налились кровью. Он весь взмок и, кажется, сломал зонт. О зонте он и сожалел.

Гуффин попытался дотянуться и еще раз ударить стонущую избитую и искалеченную куклу, но Фортт не позволил ему этого сделать:

– Я сказал, не трогай ее!

Гуффин застыл и глянул на друга с ненавистью. Фортт не узнавал его: в серых глазах Манеры Улыбаться читалось вполне оформившееся и будто бы пытающееся вырваться наружу алчущим крови вороном, безумие.

– Отпусти меня… – процедил он. – Быстро. Или тебе тоже не поздоровится.

Но Пустое Место и не подумал слушаться. Он был решителен, как никогда… как никогда в жизни. И глядел на Гуффина не мигая.

– Нет. Это тебе не поздоровится, если ты ее еще раз хоть пальцем тронешь.

Манера Улыбаться оскалил кривые бурые зубы.

– Больно надо! Думаю, она усвоила урок. И если тебе так уж жалко эту дрянь, Пустое Место, можешь сам волочить ее дальше.

Убедившись, что Манера Улыбаться успокоился, Фортт медленно разжал пальцы.

Гуффин оттолкнул его и, демонстративно обойдя мешок, шагнул прочь, в сторону чернеющей арки, проделанной прямо в стене дома.

Джейкоб Фортт опустил взгляд и проглотил вставший в горле ком. Его решительность вдруг исчезла, словно провалилась в дыру в кармане. Он не смог заставить себя заглянуть внутрь дрожащего мешка.

– Ну-ну, – тихо проговорил шут. – Не плачь, бедненькая, все будет хорошо. Не плачь… потерпи немного. Мы доберемся до «Балаганчика», и там тебя починят. Не плачь, не надо…

Он аккуратно взял мешок за ворот и осторожно поднял его себе на плечо. Коротко вскрикнув, кукла продолжила скулить и завывать на одной ноте.

– Джейкоб защитит тебя, – заверил ее Фортт. – Не бойся. Я никому не позволю еще раз сделать тебе больно. Он к тебе больше не прикоснется. Никто не прикоснется.

Тяжело вздохнув, Фортт последовал за Гуффином, который уже скрылся в проходе…

…Туннель Уир представлял собой одну из так называемых «внутренних улочек», которые были проложены прямо сквозь дома и в конечном итоге выводили к каналу. Эти вымощенные кирпичом проходы имели форму трубы и больше походили на коридоры.

Что касалось, в частности, туннеля Уир, то он был узок, как бутылочное горлышко, и из него исторгалась жуткая вонь, будто где-то в глубине разлагалось что-то огромное и мертвое. Единственный фонарь висел так далеко от входа, что напоминал жалкого дрожащего светлячка. Что ж, это определенно было одно из тех мест, куда в ночное время лучше не попадать.

И все же у шута Пустое Место не было выбора. Шаги Фортта и приглушенный плач куклы эхом разносились по туннелю. Фортт понуро шел все дальше и дальше, ступая по грязным кирпичам и ожидая неприятностей. Вскоре нечто, на них похожее, его и встретило.

Фигура Гуффина в глубине туннеля выглядела зловещей – еще более зловещей, чем пару минут назад. Он замер под свисающим из-под сводов фонарем, при этом выглядывающая из-за его плеча тень на кирпичной стене дрожала, словно в безумном танце, а зонтик в руках шута походил на стройную мисс, которую затянули в танец против воли. У ног Манеры Улыбаться стоял неизвестно откуда взявшийся деревянный ящик.

– Чей это ящик? – спросил Фортт, подойдя.

– Мой, – ответил Гуффин.

– А был чей?

– Жертвы обстоятельств.

– Твоей жертвы?

– Нет.

– То есть обстоятельства никак с тобой не связаны?

– Никак.

– Но ящик с тобой связан?

– О, еще бы.

– Каким же образом?

– Он принадлежит мне.

– И мы вернулись к началу, – вздохнул Фортт. – С каких пор он тебе принадлежит?

– С недавних.

– Да ты уже скажешь, откуда он здесь взялся, или нет? – потеряв терпение, прорычал Фортт, отчего по туннелю Уир пронеслось эхо.

– Эй, злиться – это часть моей роли, – напомнил Гуффин. – Ты что, забыл, как в театре относятся к похитителям чужих ролей и реплик?

Фортт глянул на него волком. Ему уже давно было не до смеха.

– Хватит нести чепуху – ты не в театре, ты никакой не персонаж и не играешь роль.

– Ты уверен?

На самом деле Фортт был уверен в обратном, но сказал лишь:

– Откуда ящик?

Вместо ответа Гуффин отодвинулся в сторону, и Фортту предстало то, что его друг до этого скрывал своей спиной, – окошко в стене туннеля, над которой ржавые кованые буквы выстроились аркой, образовывая: «Почта Габена». Окошко было закрыто, на ставнях висел замок.