Молчание цвета

Потом случилась истерика у мамы. В больших картонных коробках прибыла посуда, которую она заказала накануне гибели Гево. Обнаружив, что продавец все перепутал и вместо тарелок с каемкой из голубых васильков положил тарелки с узором из еловых лап, мама принялась рыдать, топать ногами и кричать, что Гево с тарелки с еловыми лапами есть не будет, потому что он любит васильки. Ей дали успокоительное и таблетки от сердца.

Потом все уехали на кладбище, дома остались две соседки, которые накрывали поминальные столы, и дети. Маргарита приводила в порядок комнату Гево – разложила одежду, полила комнатные растения, о которых все забыли, поставила на прикроватную тумбочку пирамидку и ведерко с разноцветной галькой. Левон было сунулся к ней, но сразу же ушел. Заглянул в гостиную, походил из угла в угол. Столы были почти накрыты, осталось вынести хлеб и горячие блюда. На больших подносах лежал холодный отварной сиг, смотрел снулыми белесыми глазами. Левон обошел все столы, выковырял у рыбин эти их бессмысленные глаза и съел. Зрачки были тугие, словно надутые до упора резиновые мячи, разжевать было невозможно. Он заглатывал их целиком, не задумываясь над тем, зачем это делает. Потом он сходил на кухню, налил себе воды, запил вторую половинку таблетки, которую ему прописали, чтобы он не сильно нервничал. Одну половинку следовало принимать утром, вторую – вечером. Но Левон решил, что с него достаточно, и до вечера ждать не стал. К тому времени, когда взрослые вернулись с кладбища, он уже спал – мирно и крепко, без сновидений.

* * *

Обычно, когда действие опережает мысль, ничем хорошим это не заканчивается. Левон об этом знал доподлинно и все же почти всегда позволял чувствам взять верх. Вот и в этот раз, проследовав за Маргаритой и дождавшись, когда она выйдет из кухни, он прокрался к мусорной корзине и достал выброшенный ею сверток. Развернул и сразу же пожалел. Следовало немедленно выкинуть его, но сделать этого он не успел – теперь на кухню зашла мама.

Притворившись, что ничего необычного не происходит, Левон продемонстрировал ей издали свою «находку»:

– Смотри, чего я обнаружил в мусоре.

Мама смутилась, но сразу же нашлась. Она навесила на лицо беспечное выражение и пожала плечами:

– Может, тебе найти занятие поинтереснее, чем рытье в мусорной корзине? Выкинь немедленно. И умойся.

Левон сердито хлопнул дверцей шкафчика – терпеть не мог, когда его ругают за незначительные провинности. Пока он ополаскивал руки, мама поставила кипятиться воду, зашуршала пакетом, перекладывая в вазочку сахарное печенье. Казалось – она напрочь забыла о произошедшем. Но Левон-то не забыл! Он подошел к ней, дернул за рукав, привлекая к себе внимание.

– Что это вообще было?

Мама засыпала кофейные зерна в кофемолку, нажала на кнопку. Кофемолка с готовностью зажужжала, запахла восхитительным, ни с чем не сравнимым ароматом свежемолотой арабики. Левон терпеливо ждал – для откровенного разговора на запретные темы маме всегда нужно время, чтобы найти верные слова. В том, что тема запретная, он не сомневался.

– Ты понимаешь, – начала мама, выключив наконец кофемолку, – Марго уже подросток. А у девочек-подростков случаются дни, когда они кровят. И у женщин тоже. Вот для таких дней и придумали прокладки. Ты же, наверное, видел рекламу по телевизору.

– Видел, – подтвердил Левон. – Но не очень понял, зачем они нужны.

– Ну а теперь знаешь! – И мама, решив, что разговор закончен, ловко, буквально за секунду до того, как закипит кофе, убрала джезву с огня. – Зови бабушку и деда, они наверху.

Левон поскакал к двери, продолжая делиться с ней своими соображениями:

– Теперь я знаю, почему у Марго такое выражение лица.

– Какое?

– Бесящее. Ходит, нос задирает. Будто нашла клад, но никому его не покажет. Тоже мне клад! Всего-навсего прокладка!

Левон успел забыть, как звучит мамин смех, потому, когда он раздался за его спиной, замешкался и притормозил, но оборачиваться не стал, чтобы не вспугнуть его. Промчался через прихожую, взлетел вверх по ступенькам, безошибочно и точно попадая рукой в кружочки на стене. На месте его прикосновений распускались огромные невидимые маки и медленно вращались, окрашивая полумрак прихожей в алое сияние.

Шесть: коричневый

– Если постоянно лететь к восходу, можно обмануть время и не постареть.

Так говорит бабушка.

У бабушки морщинистое лицо, лучики вокруг глаз, седые легкие волосы, которые она закалывает шпильками в узел на затылке. Она, видимо, всю жизнь летела к закату, потому время обмануть не сумела. «Как жаль», – думает Астхик. Ей хочется, чтобы ее близкие прожили вечность. И, если можно, дольше.

Мысли о конечности жизни стали посещать ее после гибели Гево. Правда, ни с кем, даже с Левоном, она этого не обсуждала. Хранила, словно найденный в подтаявшем снегу подснежник. Грела дыханием, берегла. Откуда-то знала, что созидательной силой обладают не только счастливые события. Несчастливые иногда учат большему. Астхик училась у них смирению и принятию.