Жалею об этом почти сразу, потому что кровь нагревается как под воздействием огня. Маша тоже испытывает нечто подобное, так как смотря мне прямо в глаза, размыкает губы. Маленькая соблазнительница. Возбуждение мгновенно шарахает по нервным окончаниям. Склоняюсь и провожу языком по подставленным мне губам. Вкусным, мягким, манящим. Горячий тихий стон малышки шаром прокатывается по рецепторам. Маша тянется ко мне, обхватывая лацканы куртки, и подается вперед, встречая мой язык своим. В глазах темнеет. С ума сойти можно. Хоть бери и тащи ее на заднее сиденье.
Вот только множество прохожих и оживленная улица останавливают. Отрываюсь от чувственной девочки.
– Давай домой доедем сначала.
Маша прикусывает губы и с готовностью кивает.
– Только за картинами заедем?
– Обязательно. Можем сразу все перевести, если там немного.
– Все? – чистые синие глаза вспыхивают.
– Конечно. Ты против?
Широкая улыбка растягивает красные после поцелуя губы.
– А если бы была против, ты бы меня уговаривал?
Теперь улыбаюсь я.
– Нет. Просто собрал бы твои вещи и вывез к себе.
Маша выглядит такой счастливой, что у меня снова в грудине горячеет. А как она думала? Я предупреждал, что если мы будем вместе, то это не будут отношения – встретились разъехались. Тем более она уже живет у меня. Не будет же потом съезжать. Да и мне слишком понравилось, когда она рядом. Попробовав хорошее, к прежнему возвращаться уже нет желания.
Перемещаю руку на рычаг переключения передач, а Маша кладет свою ладонь поверх моей. Коротко усмехаюсь. Такая мелочь, а внутри дребезжит все.
По пути домой мы заезжаем в съёмную квартиру, забираем оттуда оставшиеся вещи, мольберт, краски, бумагу и приезжаем домой.
– Давно ты рисовала? – после ужина спрашиваю у Маши. Она как раз устанавливает в зале мольберт.
– Очень. Последний раз когда ты приезжал.
Синие глаза встречаются с моими.
– Почему?
– Я не могу рисовать без вдохновения. Тогда я рисовала твой портрет, но он куда-то делся.
– И ты не знаешь куда?
– Была мысль, что ты забрал его. Потому что, если бы кто-то из родителей увидел, они бы не смолчали. Что-то да спросили бы.
Они бы не просто спросили. Иван устроил бы такой разнос. Он мужик умный, сложил бы два плюс два, и была бы беда.
Выхожу из зала, а через минуту возвращаюсь уже с портретом, который все это время лежал в папке в столе.
Протягиваю его Маше.
– Есть желание дорисовать?
– Значит, это все-таки был ты, – малышка убивает меня улыбкой, а после жадно впивается глазами в изображение на бумаге. – Но зачем?
Пожимаю плечами.
– Захотелось. Мне понравился он.
Не знаю, как Маша расценивает то, что я тогда забрал портрет, но она начинает светиться, как новогодняя елка на центральной площади.
Ставит бумагу на мольберт и суетливо достаёт из сумки кисточки разной формы.
– Ты не против, если я его дорисую?
– Рисуй.
– А сможешь не уходить? Тогда будет достовернее.
– Уходить я не собирался, но модель из меня хреновая, малыш.
Глаза Маши на слове "малыш" затапливают меня нежностью.
– А тебе не нужно позировать. Можешь включить телевизор, а я пока буду рисовать.
Не хочу телевизор. Закинув колено на диван, сажусь к Маше полубоком.
Она выглядит такой сосредоточенной, когда начинает порхать кисточкой по бумаге. То и дело поглядывает на меня, пока я пью кофе, сам с жадностью ловя каждое ее движение. То как приближается к бумаге, чтобы что-то подправить. Как внимательно всматривается в мое лицо, зависая на губах, скулах. Как сама того не замечая прикусывает кончик языка, вызывая у меня улыбку.
Начинает рассказывать какие-то истории, с энтузиазмом делится тем временем, когда училась в университете. А я ловлю себя на мысли, что мне интересно её слушать. Всё глубже проникать в неё не только физически, но и на совершенно другом уровне. Позади Маши прямо за окном валит снег, подсвечиваемый фонарями. У нас же в квартире тихо, никаких посторонних звуков. Только я и она. И это ощущается так правильно. По-другому и не надо. С появлением Маши здесь даже стены словно дышать начали.
Дом впервые стал настоящим домом…
43
– Ты только посмотри на это! – восторженно выдыхаю, обшаривая глазами выточенных изо льда "Богатырей".
Репродукция занимает собой целую ледяную стену. Это сколько времени нужно было потратить, чтобы высечь их из глыб. С ума сойти!
– Впечатляет, – произносит Дамир за моей спиной.
– А это "Утро в сосновом бору"! – лепечу, пораженная четырьмя снежными медведями, обосновавшимися на противоположной стене. – Не думала, что такое возможно. Даже шерсть можно рассмотреть.
Во мне бушует восторг, смешанный с любопытством. Чувствую себя ребёнком, первый раз попавшим в парк аттракционов. Только для меня это не парк, а галерея, выстроенная в ледовых пещерах. Я подобного никогда не видела. И не увидела бы, наверное, если бы не Дамир. Он каким-то образом достал сюда билеты, хотя вход строго ограничен по количеству посетителей.
– Ты только посмотри, посмотри сюда! – ахнув, замираю в узком коридоре, ведущем в другой зал. Здесь на стене красуется "Звёздная ночь", вызывая у меня мурашки по всему телу.