Молчи обо мне

— Как вам живется семейной жизнью? — спрашиваю я, и Евгения передергивает плечами.

— Спокойно, — говорит после небольшой заминки. Что ж, хотя бы не врет, притворяясь радужным мыльным пузырем.

— Звучит не очень по-женски, — не могу смолчать я.

— А почему вы не с женой, Лука? — тут же интересуется Левитская. В голосе искрят злые нотки, но она быстро берет себя в руки и, даже не дав мне ответить, извиняется: — Простите, я немного устала. Если вы не против, я бы хотела…

— Да, уходите, — перебиваю на полуслове и рукой с зажатой сигаретой машу в сторону двери. — Можете сказать водителю, чтобы отвез вас: мне еще минимум пару часов придется развлекать этот паноптикум.

— Не очень лестное высказывание в адрес сотрудников, — морщит нос она.

— Зато честное.

Она благодарит, желает мне хорошего вечера и идет к арочному выходу из беседки.

Но спотыкается, вскидывает руки — и неловко заваливается плечом на деревянную стойку. Что-то бормочет сквозь зубы, потирая ушибленное плечо, и дергается, когда я сжимаю на нем пальцы, чтобы проверить, все ли в порядке. Мало ли: она выглядит такой маленькой и беспомощной, да еще и это дурацкое невыразительное черное платье, под которым я практически слышу скрип хрупких кукольных шарниров.

— Со мной все хорошо, Лука, я просто споткнулась.

— Уверены? — Я сильнее сжимаю пальцы, прощупывая под тканью острое тонкое плечо.

— Опасаетесь иска от профсоюза? — насмехается Евгения, но ее голос опадает до мягкого хрипа.

Я стою так близко, что вижу короткие завитки выбившихся из прически волос.

Чувствую запах ее духов: что-то сладко-дымное, с горечью.

Что-то звенит в воздухе у меня за ушами, глушит, словно динамит.

И моя рука поднимается выше по плечу, до шеи, которую я обхватываю всей ладонью, подавляя желание сжать чуть сильнее.

Что это? Последняя придурь организма? Попытка мозга напомнить, что мне не «уже почти тридцать пять», а «еще нет и сорока»?

Я жадно затягиваюсь сигаретой, и этой же рукой обхватываю женское бедро. Собираю податливую ткань в кулак, задирая выше и выше, пока пальцы не касаются теплой и абсолютно голой кожи над кружевом чулка.

— Не надо, Лука. — Евгения царапает тыльную сторону моей ладони, но именно это тянет меня еще выше, до какой-то новой грани, где я готов прямо сейчас задрать ее скромное платье, наклонить и жестко выебать.

Ее — мою послушную и холодную Правую руку.

Ее — чужую жену.

— Хватит! — шарахается она и с силой вырывается на свободу.

Я все жду, что обернется, чтобы залепить мне пощечину, или выплеснуть ушат заслуженного дерьма по поводу злоупотребления служебным положением, но Левитская просто уходит.

А я тянусь за следующей сигаретой.

Глава сорок девятая: Сложный 

Я думал, что после смерти дочери уже никогда не смогу это почувствовать: тепло от ощущения маленькой жизни в руках, от того, что легкие наполняются невероятным детским запахом от одного только вдоха над покрытой пушком волос головки.

Но это происходит снова и снова, каждый раз, когда Юля просит приехать, чтобы помочь мне сыном.

Она назвала его Олег.

И меня выгрызает чувство вины, что после рождения моего Олега, я перестал думать о Хельге, как о своем ребенке. Хоть честно пытался и даже хотел предложить Жене идею с усыновлением. Но дал себе время подумать, решить, готов ли к такому ответственному шагу, тем более что с каждым днем все отчетливее вижу в нем черты его отца. Видел его только раз, но он намертво впечатался в память: такой же зеленоглазый, с таким же разлетом бровей и, кажется, даже парой родинок на тех же местах.

Смогу ли я стать хорошим отцом мальчишке, который через пару лет станет точной копией мужика, разрушившего все хорошее, что было между мной и Женей?

— Игорь? — Сонная Юля выходит из комнаты и останавливается в паре метров от меня, пытаясь понять, чему я улыбаюсь в этот момент.

Она живет в нашей бывшей квартире и хоть позаботилась и стерла воспоминания капитальным ремонтом и переделкой, она сама — лучшее напоминание о времени, которое мы провели в этих стенах. Вот такая: растрепанная, заспанная, с припухшими веками и цепочкой, переброшенной за спину.

— Я не думала, что просплю так долго.

Юля поправляет волосы, проводит ладонями по лицу, словно снимает невидимую маску сна, а потом резко протягивает руки, чтобы забрать Олега.

Иллюзия рушится.

Передо мной снова новая Юля, которую я давным-давно не люблю, и которая даже не скрывает своей кристально чистой ненависти ко мне. В ней, как в кривом зеркале, отражается вся суть наших теперешних отношений: симбиоз существ, которые не могут улучшить жизнь друг друга, но вынуждены сосуществовать, чтобы лелеять одно на двоих маленькое слабое существо.

— Я помою посуду и уйду, — бросаю через плечо, потому что не могу найти в себе силы смотреть на то, как вокруг моего сына сжимаются когти коршуна. Даже если она точно так же защитит Олега не только от меня, но и от всех горестей мира.