Игнорирую речь матери, щелкая пальцами. Это знак, и Кай реагирует на него, как дрессированная собака. Он поднимает голову, невинным взглядом находит меня, а мать замолкает, как и все гости, явно считая мое поведение некультурным и вовсе неправильным по отношению к брату. Хлопаю ладонью себе по бедру — и Кай вскакивает, взяв свои карандаши и листы альбома, бежит ко мне, выходя в коридор.
Присутствующие хранят молчание до тех пор, пока я не выхожу следом за братом, закрыв дверь гостиной, после чего начинается громкий шепот. Кай следует за мной на второй этаж, молчит, иногда пытается идти со мной в ногу, но мой шаг слишком большой для него, так что ему приходится хвататься за край моей футболки, чтобы успевать. Вновь открываю дверь, запускаю Кая первым, и по привычке оглядываюсь, словно кто-то может преследовать нас, после чего захожу внутрь, закрывая на замок. Ключ прячу обратно в карман джинсов, проходя к столу. Осколки приходится собрать руками. Оставляю себе пару порезов, перекладывая части кружки в ящик стола. Живу на настоящей свалке. Брат забирается на кровать, продолжая рисовать в альбоме, сам сажусь за стол, вытянув под ним ноги, и опускаю лицо в ладони, хорошенько сдавливая его пальцами.
— Дилан, — Кай рисует, обращаясь ко мне по имени. Не реагирую, продолжая дышать в ладони, поэтому он повторяет. — Дилан, — громко водит карандашом по листу. — Дилан. Дилан. Дилан, — повышает голос. У него есть эта странность. Кай считает, что если человек не отзывается, то его не слышат, даже если его собеседник находится с ним в одной комнате. — Дилан?
— Что? — сдаюсь, подняв голову, и ладонью провожу по волосам, уставившись в стену перед собой, что раньше была завешена фотографиями и наградами моих спортивных соревнований.
— А ты всех ненавидишь? — он произносит это без задней мысли, спокойно, словно спрашивает, как мне сегодня спалось, даже не поднимает на меня глаз, а вот я задумчиво оглядываюсь, уставившись на него. Не собираюсь давать ответ. Ему все равно не понять моей психологии. И, если честно, мне не хочется, чтобы Кай когда-нибудь смог понять, и тем более разделить мои взгляды на жизнь.
***
Чужая комната, покрытая пеленой мрака. Шторы задвинуты, замки на окнах поставлены много лет назад. Это принудительные меры предосторожности. Решетка, которая должна уберечь от побега пациента. Ремни на кроватях, сплошные баночки из-под лекарств, медицинские карточки, рецепты врачей. Все вещи разбросаны по помещению. Здесь не убираются уже какой год, так что пыль оседает на её коже. Лежит на боку, мокрые глаза вытирает дрожащими от охватившей тело судороги, смотрит перед собой, и окружающие её стены сдавливают. Отвратительные звуки, льющиеся со стороны стола, на котором стоит ноутбук, вынуждают прикрывать уши. Не слышать. Она не желает слышать саму себя. Её сознание тяжелеет, внутренности ноют, каждый орган дает знать о своей болячке по-особенному. Возникают трудности с дыханием из-за давления на грудную клетку. Усугубляется положение тем фактом, что девушка не в силах восстановить нормальный порядок мыслей. Ей мешают слезы, мешают эмоции, которые она пока не может отключить, чтобы подумать здраво. Как бы ей не хотелось, самой себе она помочь не сможет. Только не в данной ситуации.
За запертой дверью слышны голоса. Они исходят с первого этажа чужого дома. Визг и смех. Грохот. Начинает громко играть музыка. Девушка давится своими короткими вздохами, кусает ногти до крови, но не может остановиться. Шмыгает носом, чешет его, ведь повсюду витает раздражающая пыль.
Звуки со стороны ноутбука становятся громче, и девушка хнычет, сжав ладонями уши. Не слушай себя. Не слушай себя. Это была не ты. Ей нужно выбраться отсюда, пока она не сошла с ума.
Трясущимися пальцами щупает телефон в заднем кармане джинсов, кое-как заставляет себя двигаться. Ей не страшно. Она ничего не боится. Её пугает только собственное состояние.
Тени. Она их видит, но в комнате никого нет, и не может быть. Это всё наркотик? Они передвигаются то медленно, то ускоряются, их шаги становятся шире, ноги толще. Девушка моргает, щурясь от света, что бьет по глазам от экрана. Открывает список вызовов, шмыгая носом, и кровь застывает в венах. Кому она будет звонить? Матери? Отцу? Она не хочет их видеть. Они не помогут. Она не видит в них поддержку, защиту. Но её список контактов только и состоит из этих двух номеров. Только сейчас это заставляет задуматься над одиночеством. Кто есть у неё? Это смешно и жалко. Посмотри на себя. Ты жалкая. Хнычет, пыльными пальцами надавливая на влажные веки, и начинает мычать сжатыми губами, которые уже успела разодрать зубами. Глотает грязный воздух, пропитанный запахами медицинских препаратов, и щекой прижимается к паркету, с дрожью вслушиваясь в грохот и голоса с первого этажа. Веки прикрывает, роняя слезы, и тихо продолжает лежать, пока в голову не приходит странная и нелепая мысль, но единственная на тот момент, которая может дать плоды и подвести девушку к действию.
Правда, ей необходимо набраться смелости, чтобы сделать это.
***