Молчи! Терпи! Подчиняйся!

Первые бомбежки Майкл помнил смутно, в то время у него еще была другая работа по перетаскиванию исправленной печати в приемник, где он и заработал проблемы со спиной. Министерство Пропаганды являлось многоэтажным зданием, но в отличие от министерства Войны, которое уходило под землю и было похоже сверху на пятиконечную звезду, МинПропа представляло из себя ассиметричный небоскреб, располагавшийся в одном из самых густонаселенных районов города, за что, к слову, Майкл и ненавидел дорогу сюда. Огромное стеклянное здание, состоящее из множества различных квадратов, непропорциональных друг другу, в особо солнечные дни могло испепелить любой находящийся рядом объект. Архитектор, явно, задумывал сделать его стены из металлических листов, но весь металл стал уходить на вооружение, боеприпасы и военную технику, тогда-то и решили, что лучше уж так чем вообще без окон. Лучше с хорошим видом и без какой-либо вентиляции. Именно в подобных условиях и работал Майкл, его маленькая комнатушка располагалась на одном из верхних этажей. Откуда мог бы открываться чудесный вид, если бы не баннер, висевший здесь со времен последних всеобщих выборов.

Охранник, сидевший на входе, усиленно пялился в монитор, походу, желая рассмотреть в нем чьи-то мысли. Майкл подошел к двери лифта и два раза нажал на кнопку вызова.

«Да не работает он, не работает!» — фырчал охранник, не отрываясь от экрана.

Этот означало, что путь в 50 этажей ему предстояло пройти самостоятельно. Впрочем, выбора не было, к тому же оставаться после работы, доделывать незаконченные дела не хотелось. Нельзя сказать, что Майкл был больным человеком, да межпозвоночные грыжи не давали возможности брать большой вес, а последствием микроинсульта стал лишь нервный тик на правом глазу, который можно было увидеть только при внимательном рассмотрении. Все остальное было следствием малоподвижного образа жизни, однообразного питания и постоянного пессимистичного настроения, в прочем, как и у большинства горожан.

С трудом поднявшись к месту работы, он садился в кресло, тяжело дыша, и пересматривал дела, оставшиеся с прошлых дней, таковые он сам никогда не оставлял, ему приносили сделать их «задним числом» не очень добросовестные сотрудники. В первую очередь Майкл привык выполнять самые простые и не требующие особого труда задачи, по типу составления в газетах различного рода сенсационных полос. Основными сенсациям обычно были или открытие очередного фронта, которые Майкл уже и считать перестал, или увеличение количества выпускаемых продуктов, таких как КОБС meat13, БУСК14 или различного рода овощных консервов, которые, несмотря на свое разнообразие на прилавках, имели, если не одинаково отвратный, то очень похожий неудобоваримый вкус. Впрочем, выбирать не приходилось, спасал лишь острый перец, привозимый из-за рубежа в мягких упаковках и счастливым чили перцем на этикетке, которая по своей яркости проигрывала всем тем, что представляли консервы, овощи, КОБСы и т. п. Впрочем, от использования иностранной приправы вскоре начиналась изжога, которой повально страдали люди старшего поколения.

Майкла спасало то, что он питался в общественной столовой своего Министерства, где, хоть, и, отстояв большую очередь, можно было получить свою порцию макарон или перловой каши, которая больше была похожа на раствор для строительства очередных катакомб. В общей столовой был даже чай, которого зачастую хватало на первые человек восемьдесят, успевших подбежать к раздаточному столу. Майкл считал эту охоту за травяным напитком если не дикой то позорной для себя, к тому же боль в спине не позволила бы ему пролететь и пары шагов до краника с заветным напитком.

Друзей на работе Майкл заводить не любил, поэтому изредка разговаривал только с сотрудниками собственного отдела сугубо по рабочим моментам, среди его коллег большинство так же не отличалось способностью говорить во время работы. Тишину за совместным обедом мог прервать лишь один человек — это был его сосед по кабинету, какой-то Алекс И….. (Фамилии он всегда плохо помнил, а когда хотел узнать — забывал посмотреть в справочнике).

Словом этот Алекс мог посередине обеда встать и сказать:

«Коллеги! Разрешите мне поздравить Вас с днем Разделения Народов!» — после чего он зачитывал свои стихи:

«Сменила ночь унылая пора,
Сию порý мы называем — утро.
Я не холерик, но скажу, друзья,
Что чувствую себя сейчас я скудно…

…Оставьте бред, который вы творите,
Полны отравы все ваши сердца!
Сей день для нас есть день великой скорби —
Тот день, как между нами нет Родства!».

По мнению Майкла, слог у товарища был не плох, но свои стихи, он считал, сложены куда лучше, однако на публике Майкл все же стеснялся хоть что-то декламировать, поэтому его непризнанный гений оставался лишь на черновиках и заметках.