Молчите рефери! (СИ)

Во всем виновата я, это был мой суп, что была моя идея с госпитализацией, и это я подставила его под ножи хирургов, а что если…?

- Оля, прекрати истерить. – Попросил Алек. - Мне не доставит удовольствия бить по щекам, такого специалиста как ты. Слышишь?

- Слышу. – Я проморгала слезы и, сипя, призналась, - никогда не думала, что мои профессиональные качества способны защитить от избиения.

- Так не наотмашь же!

- А вдруг увлечешься?

- Не увлекусь. – Карий взгляд стал обволакивающим и бархатистым. – Хотя, кто знает…

- А Сережа знает?

- С ним я не увлекался, мы в детстве если и дрались то вместе и против кого-то, а не друг с другом.

На мое шмыганье носом Алексей отозвался мгновенно и протянул салфетку: - Он будет как новенький.

- Мугу. – Беру салфетку, вытираю слезы и только сейчас замечаю, что моя левая кисть, захвачена его рукой. Столько времени рядом сидим, а я захват только сейчас заметила. Кошмар…

Попыталась вернуть свою руку.

- Не пущу. – Ответил на полном серьезе. - Можно я еще немного подержусь…

- Почему? - я подняла взгляд и вновь ощутила, как сердце вздрогнуло. Он не улыбался, а просто внимательно смотрел на меня, словно бы изучая, или же как это делают люди, когда они стараются запомнить лицо нового встречного.

- Мне страшно. – Доверительно сообщил Алек.

Ему не было страшно или же неуютно, о чем он предупредил при моей второй попытке вернуть руку. Заявил, что я обхожусь и одной правой, а левую - должна оставить ему для моральной поддержки. Вдруг потребуется кровь сдать, уколов он боится, к тому же давно не ел, значит, обморок ему обеспечен.

А чтобы не отвлекалась на такие пустяки, как ладошка в захвате, не объяснив, чего же он боится больше: уколов или обморока, стал рассказывать о «тяжелом». Точнее, о ратном детстве младшего брата. Наверное, чтобы мне было с чем сравнивать эту ситуацию.

- В девять лет он сломал ключицу. Упал с дерева у бабушки в Днепропетровске.

Я недоуменно на него воззрилась, деревьев в моем детстве тоже было много, но так неудачно упасть уметь нужно.

- Это была пятнадцатиметровая плакучая ива, и упал он с верхних веток, какие-то даже сломал.

- Пятнадцать метров?

- Наверное, с десяти все же. Но это еще не самое страшное, - он ободряюще улыбнулся. - В двенадцать младший получил трещину в запястье левой руки.

- Как?

- Осталось неизвестным. Но благодаря этому я точно знаю, что его хук правой выводит в аут.

- Вы же не дрались…

- Между собой нет, но я был свидетелем этого удара. – Алек подмигнул. – Потом было одно сломанное ребро в драке.

- Что не поделили? ивушку?

- Дрались из-за девушки. Была ли она схожа с деревом, история умалчивает.

- А как это вышло? – вспомнились все его бывшие, одна специфичнее другой, и вопрос сам собой слетел с губ. - Он встречался с ней?

- Нет, но думал. Поэтому пригласил на танец.

- Девушка была против?

- Девушка – за, ее бывший – против. В результате парень в отставке оказался еще и в нокауте, а Сергей со сломанным ребром. Оперировать не пришлось, но он долгое время дышал через раз.

- А когда Сережа увлекся боксом?

- Ему не было шестнадцати. В тот год он неудачно «поскользнулся» и получил легкое сотрясение мозга. Вначале пошел в кикбоксинг.

- Кикбоксинг? – я недоверчиво прищурилась. – Правда?

- Да, Сергей тоже быстро понял, что длина его ног мешает стремительному передвижению по мату, и направил свои стопы в боксерский клуб.

- Более под его ногами скользкие лужи не растекались?

- Можно и так сказать. – Он покосился на часы. – А давай, переку..?

Телефонный звонок прервал его на полуслове. Алек, не думая отпустить мою руку, отогнув край куртки, попросил вытащить телефон, добавив: - У меня рука занята. Скорее вытаскивай.

Выудила телефон и вручила ему трубку со словами: - Так может, отпустишь?

- И ты сбежишь?

- Не сбегу.

- Потом проверим. – И ответил на звонок бодрым голосом: - Слушаю. Нет, все хорошо, я узнавал в приемной. Да его уже оперируют.

Он со смешком покосился в мою сторону: - Жить будет и не один год. А Оля…? Олю сейчас покормим, и тоже будет жить.

Так это он не с супругой разговаривает, догадалась я и медленно выдохнула. Хоть что-то хорошее за вечер. Его благоверная меня на дух не переваривала и при любой встрече поглядывала на меня из-под опущенных ресниц, как на экспонат Кунсткамеры. Сказать прямо что-либо мне у нее не хватало духа, поэтому временами Елена при общих знакомых семьи, делала пространные намеки. Вначале ничего незначащие, затем более конкретные: в отношении меня и Богдана Петровича, я затем меня и Сережи. Ее домыслы по первому случаю прекратились, как только к семье примкнула Раиса. А во втором, с ее слов, я была тем злом, которое не позволяет девушкам младшего Краснощека заарканить парня.