Молчите рефери!

Его вид был задумчивым и хмурым. У Димки иногда такой встречается, если он хочет сделать мне выговор, но не знает с какой стороны подобраться, чтобы не задеть тонкие струны моей души. Раз он не знает с чего начать, начну я, мне-то терять нечего, я еще и чемоданы свои толком не распаковала.

— Итак…, когда и при каких обстоятельствах он сорвал спину? — от моего голоса из снега выпорхнули воробьи и маленькой стайкой осели в кустах шиповника.

— Оля…?

— Что? — я туже завязала шарф и оправила теплые перчатки. — Ты тоже не в курсе? Или это секретная информация, не подлежащая распространению?

— Я в курсе. — Сухо произнес собеседник. — Но был уверен, что поговорим мы о другом.

— О чем?

— Не дави на отца, он и так достаточно мягко с тобой обошелся. — Вот тут голос младшего Краснощека был похож на скрип снежного наста, что укрепился из-за обледенения.

— Это было не достаточно мягко. — Заметила я. — Кстати, кто на него давил ранее?

— Никто. — Недовольно ответил парень.

— А твоя ммм… мама, она как с ним разговаривала? — тут я решила внести уточнения, — если заболеет, или потянет какую-нибудь мышцу… отравление или излишнее употребление спиртных?

— Мамы не стало, когда мне было 6 лет, а Лешке 9. Я мало что помню из той семейной жизни.

— Сожалею…

Наше молчание затягивалось, мы от их дома отошли сравнительно не далеко, но уже потеряли море времени. Я с интересом взглянула на младшего сына Богдана Петровича, он с интересом смотрит вдаль, специально не замечая моего внимания. Пришлось покашлять, эффекта никакого.

— Сереж, …Сереж, а другие?

— Что другие?

— Другие жен… то есть у твоего отца есть люди, которые имеют право потребовать чтобы он продолжил курс лечения, вразумить, надавить авторитетом? Родители, друзья, другие… люди?

— Нет. И других ммм… женщин, — перекривил он мою стеснительность, — не было.

— То есть как?

— То есть тех, кто посмел бы надавить авторитетом или потребовать в счет заслуг на любовном фронте — не было. — Дал он определенную характеристику всем тем, кто был в окружении отца.

А перед моими глазами отчетливо всплыла картина, как бледный клиент сдерживается при своем секретаре и, сжав зубы, терпит адские боли.

— И сейчас не появилось? — не поднимая головы, тихо спросила я, — или в ближайшие два три года, месяца, дня?

— Ты что, Сморчок, клинья к нему подбиваешь?!

— Здрасти! — желание прикопать его в снегу возникло неожиданно, и было достаточно стойким. — Прекрати использовать это уничижительное обращение.

— Да уж здоровались! I! — отмахнулся он от моего наставления и повторил вопрос. — Все-таки подбиваешь?

— Ты что себе надумал?! Я о секретаре его спрашиваю. Встречаются они или нет?

— А Раиса Викторовна тут при чем? — возмутился он, как девица на неприличное предложение.

Почему-то мне вспомнилась Люсик и ее возмущения на пьянь мужицкую, живущую неподалеку: «Представляешь, предложил в магазин за стопариком сгонять. У него, видишь ли, опохмелка не наступила. Ибо первые три бутылки водки эффекта не дали!»

Дав себе остыть, я спросила: — То есть ты хочешь сказать, что между ними ничего нет…

— А разве есть?

Осталось гадать, так ли младший сын осведомлен в сердечных делах своего отца, как заявляет. Потому что я видела, как Раиса не хотела от него уходить, а он из-за нее терпел боль и сдерживал ругань.

— Эй! Ты скажи, между ними что-то есть? Ты видела?

— Что я могла увидеть, в общей сложности лишь третий день с вами. Да и это не главное… Мне нужно знать, кто может на него повлиять и что вызвало судороги. Они же не появились сразу после операции. Так?

— Так. На третий месяц.

— И что он сделал? — Сережа интригующе замолчал, продолжая идти чуть впереди меня. — Вариант что он за дамами бегал, отпадает, как я поняла, он у вас не из бегающих.

— Да, ему не приходилось.

А пока он идет, я незаметно слепила один снежок, а затем и второй. Красота на улице, лес, снег, солнце, снежки лепятся, и живая мишень рядом идет.

— А за кем или чем еще он мог бегать? Или скорее убегал от кого-то?

— От кого? — он обернулся.

— Откуда мне знать? Может быть, бегал от приставов, от налоговой, от бандитов, от дам… от тебя.

— В смысле от меня?

— Ну…!

И вот тут я выудила снежки, нахально прищурившись, и каково было мое удивление когда этот детина высвободил из-за спины ком, в десять раз превосходящий мои снежные снаряды.

— Ой… и когда успел?

— А это важно? — и ком полетел в меня. Что ж первое удивление было мгновенно смыто азартом и жаждой мести, а, так как у меня брат старший домашние щи ел не зря, то два прицельных попадания в шею Сергея не прошли не замеченными.

— Ой-е! — и, кажется, они и не только незаметно не прошли, но еще и заворот попали.

— Ну, Сморчок!

— Чего тебе, Селозя?!

— Ты… сейчас доиграешься!

А пока он нукает, обещания дает, и снег из-за пазухи выбивает у меня опять несколько снарядов готово. Шапка с него слетела, как миленькая, следующий снежок пришелся в ухо и плечо, тоже правое. А затем фортуна мне изменила, либо он догадался, как уворачиваясь из-под моего обстрела уходить. Но если подумать то, что ему мои снежки — так, детские пульки против толстой слоновьей шкуры.