Мольер

Философия заменяет собой все науки: в нее входят математика, физика, которая «изучает законы внешнего мира и свойства тел, толкует о природе стихий, о признаках металлов, минералов, камней, растений, животных и объясняет причины всевозможных атмосферных явлений, как то: радуги, блуждающих огней, комет, зарниц, грома, молнии, дождя, снега, града, ветров и вихрей» ^[15], механика, которая учит, что «мудрец стоит выше любых оскорблений и что лучший ответ на издевательства — это сдержанность и терпение» ^[16]. Одновременно учеников побуждали к играм на вольном воздухе, к загородным прогулкам (за воротами Святого Якова) пешком или верхом, к занятиям фехтованием, танцами, музыкой. Из изучаемых текстов было тщательно вычищено всё, способное поощрить к распутству; зато прививали интерес к Теренцию, Плавту, Титу Ливию, Цицерону, Вергилию… Такие светские произведения читали наряду со священными и учили наизусть — по крайней мере для театральных представлений.

Театр занимал важное место в системе обучения. Представление должно быть превосходным; оно побуждает учеников добиваться совершенства, вести диалог, слушать, держать себя на равных перед посторонней публикой, преодолевать комплексы и застенчивость. Речь не о том, чтобы заставить играть на сцене все две тысячи учеников, а о том, чтобы заинтересовать их неким общим делом, которое разовьет способности каждого из них. Жан Батист не выступал перед своими товарищами, так как играть в театре могли только интерны, но он присутствовал на представлениях и, возможно, на репетициях. Как и на переменах, в такие моменты говорили по-французски, между учениками и профессорами возникала некая сплоченность — Жан Батист вспомнит об этом десятью годами позже в Пезена, у принца Конти, тоже выпускника Клермонского коллежа, который сыграл в «Асмунде и Асците» перед кардиналом Ришелье.

Иезуиты поощряли за заслуги; более того, они следили, чтобы каждый мальчик чувствовал себя непринужденно. Поэтому нередко ученик переходил из одного класса в другой в течение учебного года. Индивидуум не должен подстраиваться под уровень класса.

Группу не выравнивали под бесталанных или тугодумов; лучшие ученики могли быстрее продвигаться вперед. Поэтому в некоторых классах собирались ученики разного возраста и роста. Слишком бойких не осаживали, но и на пробелы не пытались закрыть глаза или замаскировать их. Разница в возрасте вновь обретала свой смысл во время дежурства, за столом, на прогулке, в спальне и во время спортивных упражнений.

Таким образом, Жан Батист приобрел взгляд на мир, отличавшийся от представлений его современников: не в возрасте заслуга (как будет утверждать Корнель: «Я молод, это так; но если сердце смело, оно не станет ждать, чтоб время подоспело» ^[17]); общественное выше личного; каждый должен занимать свое место — это пригодится ему, когда он, директор труппы, станет распределять роли между актерами.

Перескакивая через ступени, Жан Батист, возможно, провел в Клермоне менее семи лет — обычного срока обучения. Среди его учителей были отцы Дени Пето, Жердон, Салиан, Доринью, однако они не оставили явных следов в его творчестве.

Он прочел книгу отца Бине, написанную для «юных умов, обучающихся искусству красноречия, дабы им всегда хватало слов, а впоследствии и предметов, и дабы они всегда смогли повернуть свою речь к своей выгоде» — благоразумная методика, позволяющая выражать свои глубочайшие желания и предвосхищающая советы Бальтасара Грасиана [18]. Но гораздо важнее то, что отец Бине, сам выпускник коллежа, знавал «коллежского ангела», «святого студента», «благословенного богами савойца» — Франциска Сальского.

Франсуа де Саль (святой Франциск Сальский) умер в 1622 году, в год рождения Жана Батиста, однако оставил по себе живую память: будучи епископом Женевским, он проповедовал Великий пост в Лувре в 1602 году, перед Генрихом IV, а потом, во время своего второго пребывания в Париже в 1619 году, оказал сильное воздействие на Людовика XIII и Анну Австрийскую. Написанное им «Введение в благочестивую жизнь» не имело ничего общего со светской религиозностью, но побуждало христианина к благочестию, которое было бы «цветом порядочности», безо всякого умерщвления плоти, и проникнуто любовью к Богу. Непревзойденное влияние его трудов и волнение, с которым упоминали его имя, говорили о святости этого великого человека. Но можно ли быть святым, если ты французский епископ? Франсуа де Саль был савойцем, его епархией была Женева. Его далеко распространившаяся слава побудила Францию включить его в свое духовное наследие. Можно себе представить, как гордился Клермонский коллеж таким выпускником.