Мольер. Его жизнь и литературная деятельность

Работы Галлуа по устройству театра, откуда Мольер начал свой трудный путь к славе великого писателя, подвигались очень медленно, и еще до окончания их приходилось выдавать векселя в обеспечение уплаты за разные поделки и, между прочим, вексель в 200 турских ливров (4 тысячи су) мостовщику Леонару Обри. Услуги Обри понадобились для улучшения подъезда к театру, так как актеры «Блистательного театра» рассчитывали на знатную публику. Наконец 31 декабря 1643 года новый театр открыл свои двери. Плата за вход была самой незначительной, всего пять су: товарищество надеялось привлечь посетителей общедоступностью зрелищ. Но почти с первого же дня надежды его не оправдались. Напрасно, желая поразить свежестью своего репертуара, оно приобретало у авторов нигде не игранные еще пьесы, например, «Сцеволу» у Тристана и «Смерть Криспа» у дю Рийе, – это влекло за собою только новые, ничем не вознаграждавшиеся издержки, а зрительный зал по-прежнему оставался пустым. В скором времени труппа задолжала всем своим поставщикам: сперва свечнику, потом декоратору и торговцу бельем. Здесь на помощь молодым актерам пришел известный уже нам граф Моден. Он был в это время в Париже, и благодаря его стараниям брат Людовика XIII, Гастон, герцог Орлеанский, пригласил Мольера и его коллег дать представление в Люксембургском дворце. Казалось, счастье начинало, наконец, улыбаться «Блистательному театру». Зная любовь герцога Орлеанского к балету, труппа прихватила с собою еще танцовщика Палле из театра акробата Гарделена и по ставила в Люксембурге «Живую воду» и «Панфусскую сивиллу». Игра актеров понравилась герцогу, он разрешил им в награду называться его придворною труппою и дал щедрое пособие. Это была едва ли не единственная светлая страница в истории нового театра. В 1644 году герцог Орлеанский уехал к армии в Пикардию и среди военных тревог забыл о своих артистах. Для труппы опять настали тяжелые дни. В это время из ее среды выделяется Мольер. До сих пор он был как бы на втором плане, и его судьба исчезала от глаз исследователя в неясной истории «Блистательного театра», но мало-помалу он начинает занимать здесь первое место. С одной стороны, сценический опыт и неудачи доказали товарищам Мольера его энергию и быстро растущий талант – припомните слова Тальмана де Рео, – с другой, – сам бедняк, среди бедняков товарищей он оказался все-таки самым богатым и, вероятно, наиболее готовым пожертвовать всем ради искусства и его жрецов. И вот имя Мольера начинает встречаться при всех финансовых затруднениях труппы.

Очевидно, в эпоху, когда розовые надежды основателей театра начинали рушиться, он один хлопотал о его спасении. Он продолжал изредка получать от своего отца небольшие суммы в счет своего наследства от матери, а в ожидании этих получений занимал деньги у ростовщиков и расплачивался с кредиторами театра. Но дела последнего шли все хуже и хуже. Публика по-прежнему оставалась равнодушной к «Блистательному театру», несмотря на то, что его блеск удвоился титулом артистов герцога Орлеанского.

Некоторые биографы утверждают, что в это тяжелое время Мольер и его товарищи еще раз посетили Руан и, между прочим, пытались заслужить там внимание обоих Корнелей, но безуспешно. А между тем в Париже в их отсутствие хозяин их театра Галлуа отказался наотрез терпеть в своем здании безденежную труппу, и тот самый Обри, который в долг мостил улицу перед театром, а впоследствии сделался преданным другом его актеров, должен был в одну ночь перенести их театральный инвентарь в другое помещение, на противоположном берегу Сены. Представления возобновились здесь в 1645 году. Но и на новом месте дела труппы были по-прежнему плохи. Еще раз обманываясь надеждою привлечь к себе публику новизною репертуара, товарищество купило пьесы у Маньона и Дефонтама и, в расчете на поддержку высокопоставленных лиц, приобрело благосклонность Ногаре де Ла Валетта и герцога де Гиза; но и это не помогло. Знакомство с герцогом де Гизом оказалось, впрочем, небесполезным…