— Мы вылечили аневризму, — сказал я. — Но во время операции Дэниел перенес инсульт. Процедура была очень сложной из-за его больных сосудов. Хотел бы я сказать вам, каким будет исход, но не могу. Пока еще ничего не ясно. Многие из тех, кто перенес инсульт, восстанавливаются, и мы делаем для вашего мужа все что можем.
Нелли кивнула, а потом выжидательно посмотрела на меня.
— Вы знали про его инсульт?
— Простите? — Я решил, что ослышался.
— Вы знали про инсульт? Потому и молились?
Этот вопрос слегка выбил меня из колеи.
— Нет, — ответил я. — Не знал. Я просто всегда молюсь перед операцией, если больные согласны.
— Просто он очень испугался, когда вы молились, — сказала она. — Он не думал, что все так серьезно.
Вот как? Потому он и был так тих и мрачен!
— Это была очень рискованная операция, и я думал, что объяснил это в полной мере, — сказал я. — Но нет, я не знал, что с ним случится удар. Я прошу о молитве каждого, кому предстоит операция.
Казалось, инсульт расстроил Нелли, но она была довольна тем, что изначально я о нем ничего не знал. Я проводил ее в коридор. Дэниел восстанавливался медленно, но со временем к нему вернулись почти все утраченные способности. Через полгода они пришли ко мне на осмотр. Понятия не имею, как повлиял на них пережитый опыт — и повлиял ли вообще. Естественно, я надеюсь, что Дэниел выздоровел не только телом, но что все происшедшее подтолкнуло их обоих к пересмотру их духовных убеждений. Это остается между ними и Богом.
* * *
Часто молитве противятся родственники. Однажды таким оказался дедушка одной гениальной девочки. Тина училась по программе для одаренных детей, играла на саксофоне и преуспела в словесности и истории. Как-то, играя на саксофоне, она вдруг поняла, что не может дышать через правую ноздрю. Противоотечные препараты не помогали, и семья привела ее на осмотр. Сканирование показало большую сосудистую опухоль напротив сонной артерии. Та заняла правую половину лица, и из-за нее у девочки даже опухла щека.
Тину привели родители, Тэмми и Ричард, и дедушка, доктор Уиллард, который, как я вскоре узнал, был семейным врачом на пенсии. Он был связан с Гарвардом и хотел, чтобы девочку отправили на лечение в Бостон, к его знакомым в один из академических госпиталей. Я сказал, что прекрасно справлюсь с операцией, но он, конечно же, волен обратиться и к другим специалистам. При таких рисках уверенность семьи в хирурге, кто бы то ни был, очень важна.
Часто молитве противятся родственники пациентов.
Я рекомендовал эмболизацию — закупорку сосуда особым «клеем», введенным через артерию, с целью блокировать приток крови в опухоли. Она в данном случае была довольно опасна: опухоль снабжалась кровью не только через сонную артерию, но и через несколько других, в том числе и через глазную. При попадании в эти артерии «клей» мог бы вызвать слепоту или инсульт. Кроме того, операция предстояла долгая, — а чем дольше она идет, тем больше радиации получает больной. Вторая операция, которую предстояло проводить блистательной команде наших черепных хирургов, заключалась в том, чтобы сделать надрезы под глазом Тины и со стороны носа, открыть лицевую область и удалить опухоль, которая вторглась в височную долю мозга.
Тэмми и Ричард были уверены во мне и хотели провести операцию в Сан-Диего. Доктор Уиллард настаивал на том, чтобы его внучку лечили на другом побережье, в Бостоне. В этой слегка неловкой ситуации родители Тины решили все же дать добро моему варианту: эмболизация, а спустя несколько дней — открытая хирургия и удаление опухоли. Когда они пришли на встречу перед операцией, доктор Уиллард сидел вместе с семьей. Я видел, что ему не по душе моя идея, и чувствовал, что он только и ждет какого-нибудь прокола, сигнала о недостатке профессионализма. Я снова объяснил им риски. Потом я обернулся к Тине и нарисовал на доске картинку — гору и извилистую тропинку, ведущую к вершине.
— Ты когда-нибудь ходила в горы? — спросил я.
— Нет, — ответила она. — Но в походы ходила. Они были очень долгие.
— Хорошо, — сказал я. — Тогда мы с тобой пойдем в поход. Он включает две разных операции и две разных дозы анестезии. Ты должна будешь восстановиться после первого перехода, а потом, на этой же неделе, снова отправиться в путь. Это опасный поход. Я уверен, что мы дойдем до вершины, но идти придется долго. Понимаешь?
— Да, — кивнула она.
На первой встрече я спросил Тэмми, воспитывали ли они ребенка в вере или религии. «Нет», — ответила она тогда, а Тина быстро добавила: «Но у нас есть рождественская елка!»
Я никогда не хотел никого смущать, но должен был сделать для больных все что мог. Я знал: мастерства мне хватит. Я уже лечил такие опухоли. Но я хотел предложить Тине нечто большее: молитву. Сердце заходилось как бешеное. Мне было бы гораздо легче, не будь здесь доктор из Гарварда, который, наверное, уже думал, что мы с коллегами и так уступаем его друзьям с Северо-Востока.
— Я всегда молюсь вместе с теми, кому предстоит операция, — смело сказал я. — Позволите мне помолиться за Тину?