Молитва отверженного

Шон почувствовал неприятную сухость во рту и сглотнул.

— Ты хорошенькая, — брякнул он.

Русалка подмигнула ему, сжала свою правую грудь, томно прикрыла глаза и лизнула сосок. Шон почувствовал, как член у него набухал кровью. Такого мощного железобетонного стояка у него не было со студенческих времен.

Русалка продолжала ласкать собственную грудь. Ее изящный хвост загнулся вверх и подрагивал от возбуждения.

Шон инстинктивно сунул руку в штаны.

Русалка призывно провела по губам язычком.

Сказочник тяжело задышал, энергично заработал рукой.

Русалка рассмеялась, выпуская изо рта пузырьки. Она вильнула хвостом, ринулась вниз, потом вверх, словно желала выбить герметичную пробку и вырваться наружу.

Глаза мужчины закатились, рот приоткрылся. Оргазм наступил быстро. Шон содрогнулся, глубоко вздохнул, потом торопливо расправил штаны и стыдливо прикрыл свитером расплывающееся теплое пятно. Было бы нехорошо, если бы это увидел Мурзилка.

Шон посмотрел на колбу и вздрогнул.

— Не-ет, — протянул он, отстраняясь.

Вместо русалки в колбе плавала его мать, которую они со старшим братом утопили в ванне тридцать восемь лет назад. Раздутое тело медленно колыхалось у самого дна колбы. Волосы почти полностью слезли с черепа, одежда истлела. От разлагающейся плоти тянулась зеленая муть, окрашивающая стекло колбы в грязно-болотный цвет.

«Не ходи никуда, милый. Тебя убьют».

Шон обхватил всклокоченную голову руками и завыл.

В колбе что-то булькнуло, и все внутри стало чернее ночи.

Шон кинулся к окну, распахнул створки, вдохнул вечерний воздух. Где-то монотонно поскрипывал сверчок. Разгоряченное лицо медленно охлаждал ветер.

Он с трудом справился с отчаянными позывами рвоты, закрыл окно, отдышался, после чего с опаской перевел взгляд на колбу.

Там опять был палец.

Собственно, он находился в колбе всегда. С тех самых пор, как Мурзилка проиграл его на спор. Потом он чуть ли не на коленях молился перед ним накануне каждой сказки.

Только вот теперь палец сгибался и разгибался. Он словно грозил Шону. Это уже не было галлюцинациями.

Сказочник с видом прилежного ученика уселся на диван и не сводил с колбы пронизывающего взгляда.

Прошло минут пять, и палец постепенно затих, опустился на дно.

Умолк и парень за стеной.

Шон задремал.

Через час его разбудил Мурзилка. Все лицо, руки и голый торс сказочника были красными, словно он вылил на себя таз с клубничным вареньем. Только пахло от приятеля Шона не этим лакомством, а железом.

— Он не продержался даже до пупка, — равнодушным тоном известил он напарника.

Шон кивнул. Жаль, что он сам так и не добрался до игрушки. Но ради лучшего друга Шон был готов пожертвовать чем угодно.

— Я в душ. На сборы десять минут, — отрывисто проговорил сказочник. — Мы уже опаздываем. — Он бросил взгляд на колбу, потом поднял глаза на Шона и осведомился: — Все нормально?

Шон выдавил из себя улыбку:

— Все просто супер.

«Не ходи туда, милый!»

— Я тебе верю. — Мурзилка чуть помолчал и прибавил без тени улыбки: — И завязывай с наркотой. Еще раз такой «валокордин» подсунешь — размажу!

— Конечно, — торопливо сказал Шон и подобострастно склонил седую голову.

Громадная рука Мурзилки сграбастала колбу с пальцем.

— Собирайся!

Леонид поймал себя на мысли о том, что чуть ли не ежеминутно смотрел на часы.

«Последняя ночь, мать ее!.. Да. Скоро этому придет конец. Я забуду эту проклятую Москву как страшный сон. Десять вечера. Черт, еще целая ночь впереди. Рано утром придет хозяин жилища, которому я отдам ключи, и — пулей на вокзал».

Он нервно прохаживался по «убитой» малогабаритке. Кухня, комната, прихожая. Прихожая, комната, кухня. И опять по кругу до полного одурения.

Спать ему не хотелось. Он уже пробовал прилечь и знал, что вряд ли заснет. С того времени как убийцы расправились с Женей Рекутой, он едва сомкнул глаза, дремал урывками, по полчаса, не больше. Просыпался, ворочался в постели, шел на кухню, пил воду, возвращался в душную спальню и снова безуспешно пытался уснуть.

Сон не шел. Как только его веки опускались, Леониду начинал мерещиться всякий бред. Например, в последний раз ему привиделось, что сказочники волокли его в свой домик, стоявший на отшибе какого-то поселка. Они хотели исполнить свою угрозу, нанизать Леонида на вертел, потом зажарить и съесть. Рядом с очагом торчал кол, на который была насажена голова Жени Рекуты.

«Я был осторожным, дружище. Но они опередили меня», — говорил тот, хлопая глазами.

А еще Леонид постоянно вспоминал несчастного кролика на фото, подброшенном ему.

«Они просто пугают меня. Да, не исключено. Фразу, написанную на фотографии, можно расценивать как угодно. Мол, не шали, и останешься жив. Или так: «Не шали. Все равно это бесполезно, и мы тебя пришьем».

У Леонида в любом случае не было никакого желания уточнять, что именно имели в виду эти два психопата. Может, это было предупреждение. Или же нет.