Молитва по ассасину

Вопреки надежде Старейшего, Ибрагим не расценил его демонстративное безразличие к гибели Оксли как намек удалиться и по-прежнему торчал в лаборатории, заложив руки за спину. Эту привычку он подцепил еще в Лондонской школе экономики. Сына явно беспокоила ситуация с убитым лидером «черных халатов», однако на его лице читались и другие эмоции. Разочарование главного советника, рекомендации которого не были услышаны. Мысли о тяжелом бремени наследника и преемника. Промах Старейшего вполне мог стать для него шансом.

— Ладно, говори.

— Отец… Махди… мы потратили годы, чтобы добиться сотрудничества Оксли с нами, и еще больше времени потребовалось на то, чтобы он снискал расположение командира фидаинов. Кем мы сможем заменить его?

— Брат Оксли теперь блаженствует в раю, нас же должен интересовать ибн-Азиз.

— Отец, разве вам не следует поручить Дарвину устранить ибн-Азиза? — взмолился Ибрагим. — Уверен, вы сможете подобрать более сговорчивого и достойного преемника Оксли, нежели этот безумный юнец.

— Дарвин сейчас занят более неотложными делами, — напомнил Старейший, наслаждаясь страданиями Ибрагима. — Не волнуйся, все люди одинаковы, все блуждают в лабиринте потребностей и желаний. Для совращения Оксли требовались соответствующие… побудительные мотивы. Найдется способ совратить и ибн-Азиза. Нам предстоит лишь вычислить его и затем использовать с максимальной эффективностью.

— Но время, отец, у нас нет времени…

Старейший пригрозил старшему сыну пальцем, и паутина красных трубок заколыхалась посреди белой бесконечности.

— Не смей говорить мне о времени!

Ибрагим потупил взор, но лишь на мгновение. Три года назад именно он возражал против проталкивания ибн-Азиза в руководство «черных халатов», однако ему хватило ума промолчать. Старший сын и так знал — отец и наставник в подобных напоминаниях не нуждается.

Трое врачей, присутствовавших в лаборатории, казалось, утратили способность слышать. Все внимание они сосредоточили на аппаратуре, постоянно снимая показания и при необходимости корректируя ее работу.

— Не унывай. Оксли был послушным, но… чрезмерно осторожным, — произнес Старейший. — Ибн-Азиз слишком горяч и непослушен, но, когда мы подчиним его себе, он принесет намного больше пользы по сравнению с предшественником.

— Как скажете, Махди, — пробормотал Ибрагим.

Взгляд его темных глаз скользнул по трубкам, подключенным к Старейшему, однако выражение лица осталось по-прежнему непроницаемым.

— Возможно, аскетизм юного ибн-Азиза покажется командиру фидаинов более привлекательным, нежели невоздержанность Оксли. Генерал Кидд благочестив. Он испытывал отвращение к главе «черных халатов», даже несмотря на благословение, дарованное тому великим аятоллой. Нет, сын мой, вскоре мы убедимся, что приход к власти ибн-Азиза был проявлением воли Аллаха Всеведущего, для которого нет ничего невозможного.

Ибрагим вскинул руки ладонями вверх, испрашивая благословения свыше.

— Теперь ступай, поговори с братьями из «черных халатов». Отыщи путь к сердцу ибн-Азиза, дабы и он разделил наши устремления.

Ибрагим, медленно попятившись, покинул лабораторию.

Старейший расслабился на столе. Если бы все в действительности обстояло так просто! Убийство Оксли — катастрофа. Тут наследник прав как никогда. Покойный мулла был не только нечестивцем и развратником, но еще и умелым политиком, способным проникнуть в залы Конгресса. Глава религиозной полиции предоставлял союзникам надежную защиту, обеспеченную фанатизмом членов его организации, а врагов проклинал с каждого минарета. Теперь он умер и стал бесполезным. Следовало признать, Старейший действительно недооценил ибн-Азиза. Посчитал обычным пылким фанатиком, стремящимся присоединиться к «черным халатам». Он совершил ошибку, не приняв в расчет смелость юноши. Как-то часто за последние месяцы ему приходится отвлекаться на всякие посторонние дела. Впрочем, оправдание слишком слабое.

Врач проверил кутикулы на его пальцах и сделал запись в медицинскую карту.