Молитвенник хаоса

Эти дурацкие сказки публикуют в то самое время, когда три четверти человечества живет хуже наших кошек и псов и безо всякой надежды на то, что этот ужас закончится; когда последняя четверть, которой обещают безграничное процветание, имеет основания сомневаться в свершении этих чудес. Ибо довольно одной войны, чтобы конец молниеносно разлетелся серией волн по поверхности планеты и чтобы выжившие в этом абсолютном кошмаре остались изнывать под игом древней нужды.

Если Бог есть, то хаос и смерть будут числиться среди Его атрибутов, если же нет, это всё равно, — хаоса и смерти будет довольно до скончания времен. Что бы мы ни превозносили, мы останемся во власти тени и разложения, кому бы мы ни молились, ничего нам не избежать, у хороших и плохих одна судьба, одна бездна приимет и святых, и чудовищ, а идеи справедливости и несправедливости всегда были просто бредом, к которому мы привязаны по причине удобства.

Правда в том, что источник идей морали и религии — в человеке, и бессмысленно искать этот источник вне его, человек есть метафизическое животное, которое хотело бы вселенную для одного себя, но вселенной об этом не известно, и человек утешается этой неизвестностью, размножая богов, подобных себе. Это позволяет нам жить, снабжая себя пустыми смыслами, но эти смыслы, такие красивые и утешительные, в миг испаряются, когда мы открываем глаза на смерть и хаос, в которые облачена наша жизнь и которые ей вечно угрожают. Вера есть только тщета среди прочих тщет и искусство обманывать себя относительно природы этого мира.

Ибо этот мир по природе абсолютно равнодушен, и долг философа в том и состоит, чтобы уподобиться природе этого мира, оставаясь человеком, которым и нельзя не оставаться: такова цена последовательности, меры и объективности.

Объективность, мера и последовательность разрешили бы все проблемы, но поскольку немногим они по силам, все проблемы остаются нерешенными, а катастрофа навсегда пребудет единственной школой для нечестивых, которую они заслужили глупостью и безумием.

Нам не превратить спящих в зрячих, ни дать увидеть свет слепорожденным, закон порядка состоит в том, что погибельные массы не спасутся, они утешаются своей погибелью, судорожно плодясь, чтобы в своей неисчислимости без устали поставлять мириады новых жертв. Мы предвидим то, что нас ждет, и корректируем наше поведение относительно того, что видим, и всё же мы осознаем, что большинство смертных не различают ровным счетом ничего и покидают пределы своих фантазии только затем, чтобы погрузиться в отчаяние, ибо для них есть один закон — претерпевать то, чего они не разумеют.

Час экзорцизмов и заклятий — в прошлом; что бы ни случилось, время для молитв ушло. Наши религии уже нам не служат, а в существовании верующих больше нет смысла, ибо религии нас обманывают относительно действительности, а верующие не станут продумывать мир заново: если же наш мир не продумать заново, мы не проживем и три поколения, ибо невозможно три поколения подряд обманываться относительно действительности.

У нас теперь есть орудия, которые нас судят, и нашим хитроумным системам их не преодолеть, наступает время мысли, начинается время размыт гения. Правда в том, что погибельные массы суть массы верующих, — именно верующие стоят между нами и нашим будущим, смерть будет их наградой, и более справедливой награды и не придумаешь. Нет ничего хорошего в том, что нами правят слепцы, что их почитают за то, что они слепцы: нет ничего закономерного в том, что главы государств обращают свои суеверия в титулы и удостаивают своим присутствием церемонии отправления культа. Достойный зваться человеком в наш век славен тем, что ни во что не верит.

Нам нужно новое Откровение, а все имеющиеся прецеденты жалки, если не сказать больше — они усугубляют беспорядок. Мы шагаем навстречу смерти, опираясь на моральные авторитеты.

Заручившись одобрением всех религиозных авторитетов, мы шагаем навстречу вселенской смерти, и ничто не встает у нас на пути, наши традиции гордо нас одобряют, а наши ценности в союзе с нашими интересами подталкивают нас в том же направлении, — поразительное единодушие. Земля стала алтарем холокостов, и охваченное головокружением человечество поднимается к алтарю на жертву, втаптывая в землю тех немногих, что обличают лицемерие.

Теперь-то мы знаем, теперь, когда уже поздно, мы знаем, что всякая жертва есть лишь лицемерие, причем самое значительное, но узнали мы это в момент, когда гибель стала близка. Скоро новое Откровение обнаружит для останков человечества всю абсурдность жертвы, наше поколение уже приговорено, пути назад нет, клубится дым на алтаре холокостов, и наш вид растопит его воплями о любви в надежде избежать своего положения, ставшего бесчеловечным.

Да что говорить, вера не просто перестала спасать людей, она их призывает умереть поскорее, вера по существу есть блуд и чревоугодие, но блуд и чревоугодие не учат нас мыслить.