Молитвенники земли русской

И вот настал долгожданный день. Брат-дьякон пораньше отправился на станцию. Поезд прибыл точно по расписанию. Так как населенных пунктов окрест почти не было, то и сошедших с поезда пассажиров оказалось немного. Из первого вагона вышел старичок в простой одежке. На голове шапка-ушанка, а в руке сумка, как у странника, которую можно было перекинуть через плечо. Постоял, подождал старичок на перроне, но так никто и не подошел к нему. Наконец расспросил он у прохожих, как добраться до такого-то села, и пошел в сторону, которую ему указали.

В пути старичок был уже с полчаса, вдруг слышит конский топот сзади. Оглянулся, видит – несутся лошади, запряженные в красивый тарантас. А на облучке восседает молодой человек.

– Ну вот и помощь, – подумал старичок и поднял руку, чтоб его подвезли.

Дернул за поводья дьякон, встали лошади как вкопанные:

– Что ты хочешь, старик?

– Можете ли вы меня подвезти до такого-то села? – спросил странник.

– Знаешь, дед, тут идти не шибко далеко, я думаю, ты и сам доберешься потихоньку. Спешить, я вижу, тебе некуда.

– Спасибо за добрый совет, – кротко ответил старичок.

Дернул дьякон вожжи, и понеслись лошади дальше. Успокаивая совесть, видимо, о чем-то она заговорила, он сказал себе: «Кто знает, что это за человек. Мало ли сейчас народу по дорогам шатается».

* * *

Вернувшись в церковь, дьякон сказал настоятелю:

– Не приехал епископ.

– Ну, что ж, – заметил священник, – видимо, что-то случилось, раз не смог приехать.

Солнце склонилось к закату, ласково улыбнулось идущему по дороге человеку и спряталось за горизонтом. Наступали сумерки. Вскоре за горою показалось большое село. Когда старичок подходил к краю села, стали зажигаться огни в домах. Неподалеку был колодец с большой длинной жердью, при помощи которой черпали воду. Устройство это, с качающейся длинной жердью, с ведром на веревке на одном конце и грузом на другом, люди назвали Журавлем. Оно и впрямь было похоже на птицу.

– Заночую я у этого колодца, а завтра, что Господь даст, – так решил странник.

Ночь выдалась теплой и старичок мирно почивал у колодца. Разбудили его утром женщины-селянки, что пришли за водой. Стал расспрашивать странник у них, где здесь живут верующие.

– Да здесь, почитай, все верующие, – был ему ответ.

И тогда, перекинув сумку через плечо, старик пошел по селу – просить милостыню, от одного дома к другому. Кто картошечку даст, кто сухую корочку хлеба, в общем, кто что. Но как-то особо он складывал милостыню от каждого и старался подписать на ней имя давшего. Так был положен первый день труда на ниве Божией. Вечер нищий провел в одном из дальних уголков храма. Началась служба, за службой последовала проповедь. Священник возблагодарил Господа за все те благодеяния, которые Он оказал его пастве в минувший день. Возблагодарил Господа и нищий.

Растроганными покидали службу прихожане. А проходя мимо старичка-нищего, говорили:

– Оставайся с Господом.

Последним уходил иерей. Он тоже пожелал страннику оставаться с Господом. Сторож стал гасить свет, готовя храм к закрытию. Ничего не оставалось нищему, как идти и ночевать снова у колодца-журавля. Так продолжалось два дня.

* * *

На третий день, когда собрались все христиане в храме, вдруг перед самым началом службы старичок-нищий вышел из угла и, пройдя к престолу, раскрыл котомку и начал выкладывать заплесневелые корки хлеба, кусочки картошки и прочую не слишком привлекательную снедь. Дьякон, тот самый, что ездил на вокзал, увидел это, двинулся к старичку, чтобы призвать его к порядку… Но нищий твердым властным голосом сказал:

– Отойдите, молодой человек, сегодня я буду вести службу.

Услышав это, иерей был изумлен и попытался, наконец, вглядеться в лицо странника. Чем дольше он вглядывался, тем более знакомым оно ему казалось и тем тревожнее у него становилось на душе. В этот момент он услышал слова, как гром его поразившие:

– Ну вот, братья и сестры, я тот епископ, которого вы ожидали.

В храме сделалась жуткая тишина. А епископ продолжал:

– Сейчас я буду вести проповедь на тему «Раздели хлеб твой с голодным и от единокровного не укрывайся…».

Владыка поднял сухой заплесневелый кусочек хлеба и, назвав имя подателя, человека очень зажиточного, обратился к нему с вопросом:

– Ну, как ты думаешь, может ли человек прожить твоим подаянием, что ты дал просящему? Посмотрите, братья и сестры.

Краска стыда залила лицо вопрошаемого. Ему вдруг отчетливо вспомнились слова Христовы: «Что ты сделал ближнему, то сделал Мне…» А следом откуда-то сверху зазвучало: «Отойдите… Отойдите… От Меня…»

Но вот, словно очнувшись от какого-то болезненного сна, прихожанин огляделся и вдруг горько заплакал. А епископ уже держал в руке кусочек картошки, и слово обличения звучало для другого человека…

Так, по порядку вынимая из сумки все новые огрызки, епископ называл имена «нищелюбцев». Лишь под конец он вынул два увесистых свертка, явно отличных от прочих даров. Они были полны всякой снеди, и что же оказалось? Их пожертвовали две многодетные семьи, едва ли не из беднейших в селе.