Читаем Молния. История о Мэри Эннинг полностью

Разговоры про школу я пропустила мимо ушей. Я всегда с охотой ходила на занятия, но сейчас матушкины взволнованные речи подействовали на меня иначе. Целых двое погибших! По спине пробежал холодок, но, клянусь, не от страха. А от волнительного предвкушения.

Матушка, по всей видимости, заметила мое воодушевление и заспорила с отцом пуще прежнего.

Но это было бесполезно. Если отец что-то решил, значит, так тому и быть, и не важно, что и кто говорит. Матушкины доводы его не убедили. Тогда она спрятала мои башмаки, но Джозеф тут же нашел их и помог мне обуться — матушка даже возразить ничего не успела.

— Ты тоже с нами? — спросила я у брата, когда он выпрямился, отряхнув пыль с колен.

— Не-а, — подмигнул он. — Мы с Эзрой и Натаном пойдем запускать нового воздушного змея. Так что сегодня отец целиком твой.

От восторга по спине вновь пробежали мурашки. Я надела шляпку и обмотала шею толстым шерстяным шарфом — была зима, и на улице стоял мороз.

— Уж мы раскрасим тебя румянцем, а то ты больно бледненькая, — потрепав меня по щечке, ласково сказал отец. — А сколько нового узнаем — в школе того и за неделю не расскажут!

— Ты, главное, ребенка не угробь, — вполголоса пробормотала матушка. — Сдается мне, в этой семье я одна почитаю Бога! Что ж, буду молить Небеса о спасении ваших душ — больше ничего не остается.

Усмехнувшись, отец хотел было поцеловать ма­туш­ку, но та увернулась. Отец только фыркнул — уж кто-кто, а он хорошо знал матушкин нрав.

— Успеем еще намолиться, Молли, когда вернемся домой. Господь милосерден и не осудит меня за желание привить своему чаду любовь к Его творениям! Это так важно, ты только задумайся! Как знать, может, на берегу на меня снизойдет Святой Дух и я начну проповедовать!

— Святой — вряд ли, а вот дьявольский — вполне возможно, — проворчала матушка. Она любила, чтобы последнее слово непременно оставалось за ней.

Отец торопливо схватил кирку, стоящую у двери, — он всегда ходил с ней на берег, — а потом порылся в мешке с инструментами и протянул мне крохотный молоточек. Мне страшно захотелось швырнуть его на пол — таким он показался детским и кукольным. Но отец, заметив мой сердитый взгляд, сжал мои руки в своих, не давая бросить инструмент.

— Поверь старику, он тебе еще пригодится. Вот увидишь!

Во мне вдруг вспыхнула гордость — шутка ли, я отправляюсь вдвоем с отцом на поиски настоящих сокровищ! И никто нам не помешает!

На улице стоял жуткий холод, завывал ветер — и по городу мы шли, зябко втянув голову в плечи. День был воскресный, и потому по пути нам почти никто не встретился, но я все время ловила на себе взгляды любопытных кумушек, которые зорко следили за нами сквозь приоткрытые ставни и неодобрительно качали головой. Отец не обращал на них никакого внимания. Мы срезали путь через дворик, разбитый перед храмом Святого Архангела Михаила. Скоро должны были за­звонить колокола, напоминая о том, где на самом деле полагается всем находиться в день воскресный. Отец, по своему обыкновению, что-то беззаботно насвистывал — он всегда так делал по пути на берег. Отец принадлежал к диссентерам2 и недолюбливал всех прихожан. Он частенько называл их разряженными клоунами, которые поклоняются лишь бесконечным правилам и церковным законам, напрочь забыв о Господе и Священном Писании. Именно поэтому мы ходили не сюда, а в молельню, где Бог и Иисус почитались превыше всего.

— Вечером непременно сходим в молельню, — заверил меня отец.

Меня, как и отца, нисколько не тревожила людская молва.

Мы пересекли лужайку и вышли на тропу, ведущую к Черной Жиле, за которой темнел Чармут. Справа от нас шумело море — свинцово-серое, неприветливое. Словно огромное чудище, оно извергало на берег пенистые волны, потом затихало, набираясь новых сил.

— Ветер усилился, — предупредил отец. — Ты никак боишься, малышка моя? Напугали тебя матушкины россказни?

— Ни капельки! — с чувством воскликнула я, но мои слова тотчас же унес порыв ветра. — Это настоящее приключение я не пропущу ни за что на свете!

— Моя ты умница! Моя Молния Мэри!

Он крепко обнял меня, и мы двинулись по тропе дальше, но через несколько ярдов вновь остановились.

— С каждым днем тропа становится все уже, Мэри! Когда-то по ней можно было пройти вдвоем, держась за руки, но погляди, во что она превратилась теперь.

И в самом деле, край тропы был изломанным, неровным. Внизу под нами раскинулся пляж — его усеивали обрушившиеся комья земли, смешанной с травой. Море, точно хищник, потихоньку обгладывало берег: заглатывало отломанные куски, а потом вновь выплевывало их на сушу.

— А когда мы пойдем назад, тропа еще будет на месте? — спросила я.

— Почему ты спрашиваешь? — улыбнулся отец. — Тебе страшно? Хочешь, вернемся домой? Тропу и впрямь может смыть, как знать!

— Тогда это будет настоящее приключение!

Отец улыбнулся еще шире.

— Смелая моя малышка Молния! И всюду-то ты видишь приключения! Только матушка меня заживо спалит, если с тобой что случится! — прибавил он и погрустнел. Наверное, вспомнил первую Мэри, которая в самом деле сгорела заживо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное