Молодая элита (ЛП)

Его голос я тоже узнаю — мягкий, глубокий, такой, словно за его бархатистостью прячется много секретов. Он садится в кресло с подушками, стоящее рядом с моей постелью. Откидывается на спинку, кладет ногу на ногу, одной рукой подпирает подбородок, другую оставляет на рукояти кинжала на поясе. Даже в доме он не снимает тонких перчаток. Приглядевшись, я вижу на них крошечные пятна крови. По моей спине пробегает холодок. Парень не улыбается.

— Ты частично тамуранка, — произносит он после непродолжительного молчания.

— Простите, что? — моргаю я.

— Амутеру — тамуранская фамилия, а не кенетреанская.

Откуда этот парень так много знает о Солнечных землях? Амутеру — редко встречающаяся тамуранская фамилия.

— В южной Кенетре полно тамуранских иммигрантов, — наконец, отвечаю я.

— Значит, в детстве тебя звали тамуранским именем, — спокойно говорит он, лениво ведя разговор, кажущийся мне невозможно странным после всего случившегося.

— Мама называла меня ками гоургаэм, ее волчонком.

Парень слегка наклоняет голову.

— Интересный выбор.

Его вопросы всколыхнули старое воспоминание о маме, за несколько месяцев до кровавой лихорадки. «В тебе горит огонь отца, ками гоургаэм, — сказала она, держа мое лицо в своих теплых ладонях, и улыбнулась мне улыбкой, от которой ее обычно мягкие черты ожесточились. Затем наклонилась и поцеловала меня в лоб. — Я рада. В этом мире он тебе пригодится».

— Просто мама считала волков красивыми животными, — отвечаю я.

Парень с легким любопытством изучает мое лицо. По моей спине скатывается капля пота. У меня возникает смутное чувство, что я уже где-то видела его, где-то до костра.

— Должно быть, тебе интересно, где ты находишься, волчонок?

— Да, пожалуйста, скажите мне. Я буду очень благодарна, — говорю я, всячески желая своими словами показать, что я безобидна. Последнее, что мне нужно сейчас — не понравиться убийце с запятнанными кровью перчатками.

Выражение лица парня по-прежнему холодно-сдержанное.

— Ты в центре Эстенции.

У меня перехватывает дыхание.

— Эстенции? — Портовой столице Кенетры, расположенной на северном побережье страны? Это, наверное, самый удаленный город от Далии и место, куда я и собиралась сбежать. Мне хочется выскочить из постели и посмотреть в окно на легендарный город, но я подавляю это желание, сосредоточив внимание на сидящем рядом аристократе и скрывая свое возбуждение.

— А кто вы? — спрашиваю я и, опомнившись, добавляю: — Сэр?

— Энцо, — склоняет он голову, представляясь.

— Они назвали вас… на костре… они назвали вас Жнецом.

— Под этим именем я тоже известен, да.

Волоски у меня на шее сзади встают дыбом.

— Почему вы меня спасли?

Его лицо впервые расслабляется, уголки губ приподнимаются в легкой насмешливой улыбке.

— А другие бы сначала поблагодарили.

— Спасибо. Почему вы меня спасли?

Я краснею под пристальным взглядом Энцо.

— Давай мы не спеша подойдем к ответу на этот вопрос. — Он снимает ногу с ноги, ударяя каблуком сапога по полу, и наклоняется вперед. Теперь мне видна гравировка в виде ромба на золотом кольце на его пальце. — Утро твоей казни. Ты впервые создала что-то столь противоестественное?

Прежде чем ответить, я некоторое время молчу. Мне солгать? Но он поймет, что я лгу, он же был на месте казни, он знает, за что меня приговорили к сожжению. Поэтому я правдиво отвечаю:

— Нет.

Он несколько секунд обдумывает мой ответ, затем протягивает ко мне руку в перчатке и щелкает пальцами. Над их кончиками оживает маленький огонек, жадно лижущий воздух. В отличие от того, что создала я, этот огонек реален — от него тепло щекам и воздух над ним плывет, искажаясь. В мозгу вспыхивают жуткие воспоминания с ночи моей казни, и я в ужасе дергаюсь в сторону. Огненная стена, созданная им, тоже была настоящей.

Энцо поворачивает запястье, и огонек тухнет, оставляя после себя тоненький завиток дыма. Мое сердце испуганно бьется в груди.

— Когда мне было двенадцать, — говорит он, — кровавая лихорадка дошла до Эстенции. Я заболел и излечился за год. В нашей семье заразился только я. Через год после того, как доктора объявили, что я полностью здоров, я всё еще не мог контролировать температуру собственного тела. В одно мгновение я весь горел, в другое — уже замерзал. А потом, однажды, сделал это. — Он опустил взгляд на свою руку, затем перевел его на меня. — Какая история у тебя?

Я открыла рот и тут же закрыла. Да, всё сходится. Лихорадка волнами гуляла по стране десять лет, начав с моего родного города Далии и закончив здесь, в Эстенции. Из всех кенетреанских городов, Эстенции досталось сильнее всего — сорок тысяч людей умерло и еще сорок тысяч на всю жизнь осталось с отметинами. Сложить их вместе, и получится треть всего городского населения. Город до сих пор пытается оправиться.

— Это слишком личная история, чтобы я рассказывала ее кому-то, кого только что встретила, — выдавливаю я.

Энцо встречает мой взгляд с непоколебимым спокойствием.