Молодая Элита

Я роняю голову на руки. Как же я дошла до жизни такой?

Ответ для меня не загадка. Я – убийца.

* * *

Все началось несколько недель назад, в поместье моего отца. Была ненастная ночь. Мне не спалось. Дождь барабанил по крыше. Молнии то и дело озаряли мою спальню. Но даже шум стихии не мог полностью заглушить звуки голосов, доносящихся снизу. Там отец и его гость вели беседу. Естественно, обо мне. Полночные беседы отца всегда были обо мне.

Я была притчей во языцех всей восточной части Далии, где жила моя семья. «Аделина Амотеру? Как же, знаем: она выжила после лихорадки, что свирепствовала десять лет назад. Бедняжка. Ох, непросто будет отцу выдать ее замуж».

Думаете, я родилась дурнушкой? Нет. Или, думаете, у меня нрав высокомерный? Тоже нет. Я просто честна. Моя нянька однажды сказала мне, что каждый мужчина, знавший мою покойную мать, ждет не дождется, когда две ее дочери вырастут и превратятся в женщин. Моей сестре Виолетте исполнилось всего четырнадцать, а ее уже считали образцом совершенства. В отличие от меня, она унаследовала покладистый мамин характер и очарование невинности. Виолетта любила целовать меня, в щечку, смеяться, кружиться и мечтать. Совсем маленькими мы подолгу сидели в саду. Сестра вплетала мне в волосы цветки барвинка, а я ей пела. Она же придумывала для нас игры.

Тогда мы любили друг друга.

Отец баловал Виолетту. Дарил ей украшения. Ему нравилось, как она хлопает в ладоши, увидев у себя на шее очередное ожерелье. Отец покупал ей красивые платья, что привозили из далеких заморских земель. Рассказывал ей сказки и целовал перед сном. Не уставал напоминать Виолетте о ее красоте. Мечтая вслух, говорил, что удачное замужество сестры повысит положение нашей семьи. При желании Виолетта смогла бы привлечь внимание принцев и королей. К ней уже сватались, и немало, однако каждому претенденту отец советовал запастись терпением и дожидаться семнадцатилетия Виолетты. Раньше ни о каком замужестве не может быть и речи. «До чего же у нее заботливый отец», – считали люди.

Только не думайте, будто на Виолетту жестокость нашего отца не распространялась. Он нарочно покупал ей тесные платья, когда любое движение сопровождалось болью. Отцу доставляло наслаждение видеть, как сестра до крови натирает себе ноги в тяжелых, украшенных драгоценными камнями туфлях, которые он уговаривал ее надевать.

Вас это удивляет? Отец любил Виолетту, но по-своему. Он вкладывал в нее большие средства, рассчитывая на щедрые проценты в будущем.

Со мной все было по-другому. В отличие от сестры, гордящейся блестящими черными волосами, такими же черными глазами и бархатистой смуглой кожей, я… увечная. Сейчас объясню, в чем дело. Когда мне было четыре года, по всей Кенеттре свирепствовала кровавая лихорадка. Перепуганные люди наглухо закрывали двери и окна домов. Увы, самые крепкие запоры оказывались бессильны перед заразой. Мама и мы с сестрой тоже заболели. Отличить заболевшего было просто. Кожа покрывалась пятнами, волосы и ресницы меняли цвет, а из глаз лились жгучие кровавые слезы. Я и сейчас помню запах болезни в нашем доме и обжигающий вкус рома на губах. Мой левый глаз сильно воспалился и начал гноиться. Врачу не оставалось ничего иного, как удалить его с помощью раскаленного ножа и таких же раскаленных щипцов.

Ну вот, теперь вы знаете о моем увечье.

Я меченая. Мальфетто.

Внешность моей сестры болезнь пощадила. У меня же на месте левого глаза только шрам, словно самого глаза никогда и не было. Волосы Виолетты тоже сохранили свой цвет и блеск, тогда как мои сделались переменчивого серебристого цвета. И ресницы тоже. При солнце они почти белые, будто сияние зимней луны. В темноте становятся густо-серыми, как нить из шелка цвета стали.

И все-таки мне повезло больше, чем маме. Как и многие взрослые, она от этой болезни умерла. Помню, я ночами приходила в ее опустевшую спальню и плакала, сожалея, что кровавая лихорадка не забрала вместо нее отца.

Отец и его таинственный гость продолжали свой разговор. Любопытство пересилило. Я встала, тихонечко подошла к двери и приоткрыла ее. Галерея второго этажа была тускло освещена. Внизу, в зале, напротив отца сидел незнакомый мне широкоплечий мужчина. Виски, тронутые сединой. Волосы, традиционно увязанные в хвостик. Черный бархатный камзол с оранжевыми вставками, ткань которого красиво переливалась под свечами люстры. Мой отец тоже был в бархатном камзоле, но в старом и изрядно потертом. До эпидемии он одевался столь же богато, как и его гость. А сейчас? Трудно оставаться успешным негоциантом, когда твоя старшая дочь – мальфетто. Пятно на имени семьи.

Отец и гость пили вино. Должно быть, отец рассчитывал произвести благоприятное впечатление на незнакомца, если раскупорил одну из наших последних бочек добротного вина.