Судя по тому, что в руках у него был плетеный арапник, а не длинный пастуший бич, батиг, как у других, он был старший среди них. Видно, желая успокоить своих дедов, он обернулся к ним и сказал:
- То ж партизаны!..
- Извините, добрые люди, - снова приподняв и надев шапку, сказал Олег, - немецкую охрану мы скончили, просим допомоги скот разогнать по степи, чтоб немцам не достался...
- Хм... Разогнать!.. - после некоторого молчания сказал другой дед, маленький, шустрый. - То ж наш скот, с Дону, чего нам его в чужой крайне разженять?..
- Что же, вы его обратно погоните? - сказал Олег с широкой улыбкой.
- Оно так, обратно не погонишь, - тотчас же грустно согласился маленький дед.
- А разгоним - может, свои разберут...
- Ай-я-яй, такая ж сила! - вдруг сказал маленький дед с отчаянием и восторгом и схватился за голову.
И так стало понятно, что переживают эти деды, приневоленные гнать всю эту огромную силу скота с родной земли в чужую, германскую землю. Ребятам стало жалко и скота и дедов. Но медлить нельзя было.
- Диду, дай мени свий батиг! - сказал Олег и, взяв из руки маленького деда пастуший бич, пошел к стаду.
Стадо, по мере того как волы и коровы утоляли жажду, постепенно переходило на ту сторону речки, и часть разбредалась, ища остатков сухой травы, дыша в мокрую голую землю. Часть уныло стояла, подставив спины дождю, или оглядывалась: где, мол, вы, чабаны, что нам делать дальше?
С необычайной уверенностью и спокойствием, точно он попал в свою стихию, Олег, где отпихнув рукой, где хлопнув по животу или по шее, где с треском подхлестнув бичом, расчищал себе дорогу среди скота. Он перешел реку и врезался в самую гущу стада. Дед в бараньей душегрейке пришел к нему на помощь со своим арапником. За ним пошли и остальные деды и все ребята.
Крича и хлопая бичами, они с трудом расчленили стадо надвое, потратив на это немало времени.
- Ни, це не дило, - сказал дед в душегрейке. - Вдарьте с автоматов, все одно пропадать...
- Ай-я-яй!.. - Олег сморщился, как от боли, и почти в то же мгновение лицо его невольно приняло зверское выражение. Он сорвал из-за плеча автомат и пустил очередь по стаду.
Несколько волов и коров упало, другие, подраненные, ревя и стеная, ринулись в степь. И вся эта половина стада, почуяв запах пороха и крови, веером хлынула по степи, - земля загудела. Сережка и Женя Мошков пустили по очереди из автоматов во вторую половину стада, и она тоже снялась.
Ребята бежали вслед, и там, где грудилось по нескольку десятков голов, стреляли по скоту. Вся степь наполнилась выстрелами, мычанием и ревом скота, топотом копыт, хлопаньем бичей и страшными и жалобными криками людей. Иной бугай, подстреленный на бегу, вдруг останавливался, медленно подгибая передние ноги, и грузно падал вперед, на ноздри. Подстреленные коровы, мыча, подымали свои прекрасные головы и снова бессильно опускали их. Вся местность вокруг покрылась тушами, красневшими в тумане на черной земле...
Когда ребята поодиночке расходились, каждый своей дорогой, долго еще попадались им то там, то здесь разбредшиеся по степи волы и коровы.
Через некоторое время над степью закурился дымок. Это Сережка Тюленин по поручению Туркенича подпалил деревянный мост, чудом уцелевший до сих пор.
Олег и Туркенич уходили вместе.
- Ты обратил внимание на этих коров с рогами, которые растут будто прямо из темени, а наверху загибаются вовнутрь, почти сходятся? возбужденно спрашивал Олег. - Это из восточной части Сальской степи, а может быть, даже из самой Астраханской. Это индийский скот... Он остался еще со времен Золотой орды...
- Откуда ты знаешь? - недоверчиво спросил Туркенич.
- В детстве отчим, когда ездил по этим делам, всегда брал меня с собой, он в этом деле был человек знающий.
- А Стахович показал себя сегодня молодцом! - сказал Туркенич.
- Д-да... - неуверенно сказал Олег. - Ездили мы тогда с отчимом. Знаешь, Днепр, солнце, стада огромные в степи... И кто бы мог тогда подумать, что я... что мы... - Олег опять сморщился, как от боли, махнул рукой и молчал уже до самого дома.
Глава пятидесятая
После того как немцы обманом угнали в Германию первую партию жителей города, люди научились понимать, чем это им грозит, и уклоняться от регистрации на бирже.
Людей вылавливали в их домах и на улицах, как в рабовладельческие времена вылавливали негров в зарослях.
Газетка "Нове життя", издававшаяся в Ворошиловграде седьмым отделом фельдкомендатуры, из номера в номер печатала письма к родным от их угнанных детей о якобы привольной, сытой жизни в Германии и о хороших заработках.
В Краснодоне тоже изредка получали письма от молодых людей, работавших частью в Восточной Пруссии на самых низких работах - батраками, домашней прислугой. Письма приходили без помарок цензуры, в них многое можно было прочесть между строк, но они скупо говорили только о внешних обстоятельствах жизни. А большинство родителей вовсе не получало писем.