- Мы д-должны отказаться от каких бы то ни было возможностей б-благополучного исхода для нас, - сказал он и посмотрел на всех открытым, мужественным взглядом. - К-как нам ни больно, к-как ни трудно, мы должны отказаться от мысли, что мы можем остаться здесь до прихода Красной Армии, оказать ей помощь с тыла, от всего, что мы хотели сделать даже завтра... Иначе мы п-погибнем сами и п-погубим всех наших людей, - говорил он, едва сдерживая себя. Все слушали его, бледные, неподвижные. - Немцы разыскивают нас несколько месяцев. Они знают, что мы существуем. Они попали в самый центр организации. Если они даже ничего, кроме этих подарков, не знают и не узнают, - подчеркнул он, - они схватят нас всех, кто группировался вокруг клуба, и еще десятки невинных... Ч-что же делать? - Он помолчал. Уходить... Уйти из города... Да, мы должны разойтись. Не все, конечно. Ребят из поселка Краснодон вряд ли затронет этот провал. Первомайцев - тоже. Они смогут работать. - Он вдруг очень серьезно посмотрел на Улю. - За исключением Ули: она, как член штаба, может быть в любой момент раскрыта... Мы честно боролись, - сказал он, - и мы имеем право разойтись с сознанием выполненного долга... Мы потеряли трех товарищей, среди них лучшего из лучших - Ваню Земнухова. Но мы должны разойтись без чувства упадка и уныния. Мы сделали все, что смогли...
Он замолчал. И никто не хотел и не мог больше говорить.
Пять месяцев шли они рядом друг с другом. Пять месяцев под властью немцев, где каждый день по тяжести физических и нравственных мучений и вложенных усилий был больше, чем просто день в неделе... Пять месяцев, - как пронеслись они! И как же все изменились за это время!.. Сколько познали высокого и ужасного, доброго и черного, сколько вложили светлых, прекрасных сил своей души в общее дело и друг в друга!.. Только теперь им стало видно, что это была за организация "Молодая гвардия", сколько обязаны они ей. И вот они должны были покинуть ее.
Девушки - Валя, Нина, Оля - тихо плакали... Уля сидела внешне спокойная, и страшный, сильный свет бил из ее глаз. Сережка, склонив лицо к столу, выпятив свои подпухшие губы, выводил ногтем узоры по скатерти. Туркенич молчал, глядя перед собой светлыми глазами, в тонком рисунке его губ явственней обозначилась суровая, волевая складка.
- Есть д-другие мнения? - спросил Олег.
Других мнений не было. Но Уля сказала:
- Я не вижу необходимости уходить мне сейчас. Мы, первомайцы, мало были связаны с клубом. Я подожду - может быть, я смогу работать дальше. Я буду осторожна...
- Тебе надо уйти, - сказал Олег и снова очень серьезно посмотрел на нее.
Сережка, все время молчавший, вдруг сказал:
- Ей обязательно надо уходить!
- Я буду осторожна, - снова сказала Уля.
С тяжелым чувством, не глядя друг на друга, они приняли решение оставить тройку из штаба в составе Анатолия Попова, Сумского и Ули, если она не уйдет. Если вернется Люба и выяснится, что она может остаться, она будет четвертой. Вынесли решение: уходить всем так скоро, как только будет возможно. Олег сказал, что он и девушки-связные не уйдут до тех пор, пока всех не предупредят и не установят связи с Поповым и Сумским. Но никто из членов штаба и близких к штабу сегодня уже не должен был ночевать дома.
Они вызвали Жору, Сергея Левашова и Степу Сафонова и сообщили им решение штаба.
Потом стали прощаться. Уля подошла к Олегу. Они обнялись.
- Сп-пасибо, - сказал Олег. - Спасибо, что ты была и есть...
Она нежно провела рукой по его волосам.
Но, когда девушки стали прощаться с Улей, Олег не выдержал и вышел во двор. Сережка вышел за ним. Они стояли неодетые, на морозе, под слепящим солнцем 1943 года.
- Ты все понял? - глухо спросил Олег.
Сережка кивнул головой:
- Все... Стахович может не выдержать... Так?
- Да... И нехорошо было бы сказать об этом: нехорошо не доверять, когда не знаешь. Его уже, наверно, мучают, а мы на свободе.
Они помолчали.
- Куда думаешь идти? - спросил Сережка.
- Попробую перейти фронт.
- И я... Пойдем вместе?
- Конечно. Только со мной Нина и Оля.
- Я думаю, Валя тоже пойдет с нами, - сказал Сережка.
Сергей Левашов с угрюмым и неловким выражением подошел прощаться к Туркеничу.
- Обожди, ты что? - сказал Туркенич, внимательно глядя на него.
- Я останусь пока, - угрюмо сказал Левашов.
- Неразумно, - тихо сказал Туркенич. - Ты ей не помощь и не защита. Ты еще не дождешься ее, как тебя возьмут. А она девушка ловкая: или убежит, или обманет...
- Не пойду, - сказал Левашов.
- Пойдешь к нашим через фронт! - резко сказал Туркенич. - Я еще пока не сменен и приказываю тебе!
Левашов смолчал.
- Ну, товарищ комиссар, значит, пойдешь через фронт? Это окончательно? - спросил Туркенич, увидев вошедшего Олега. Он был недоволен тем, что Олег отказался воспользоваться адресом, который был дан им обоим, но не считал возможным убеждать Олега в противном. Узнав, что образовалась уже группа в пять человек, он покрутил головой: - Многовато... Значит, до встречи здесь же - все будем в рядах Красной Армии!..