— Очень я ими нуждаюсь!.. Я тебе так скажу: лучше иметь дело с военными: во-первых, он временно — значит, рано или поздно уйдет, ты перед ним ничем не обязана. И не такие скупые, — он знает, что его могут завтра убить, и не так жалеет, чтобы ему погулять… Ты б зашла как-нибудь?
— Куда ж заходить, — восемнадцать километров, да еще сколько до вашей Первомайки!
— Давно ли она перестала быть вашей?.. Все ж таки заходи, расскажи, как устроишься. Я тебе кой-что покажу, а может, и дам кой-чего, понимаешь? Заходи! — И Вырикова небрежно ткнула ей свою маленькую негнущуюся ладошку.
Вечером соседка, бывшая в этот день на бирже, передала Выриковой записку. Лядская писала, что "у вас на бирже барбосы еще почище, чем в поселке", и что у нее ничего не вышло и она уходит домой "вся разбитая".
В ночь под Новый год в «Первомайке», как и в других районах города, проводился выборочный обыск, и у Выриковой была обнаружена эта записка, небрежно засунутая ею меж старых школьных тетрадей. Следователю Кулешову, производившему обыск, не пришлось проявлять усилий, чтобы Вырикова назвала фамилию подруги и с невероятными прибавлениями от страха рассказала об ее «антинемецких» настроениях.
Кулешов велел Выриковой явиться после праздника в полицию и забрал записку с собой.
Первым об аресте Мошкова, Земнухова и Стаховича узнал Сережка. Предупредив сестер, Надю и Дашу, и друга своего Витьку Лукьянченко, он побежал к Олегу. Он застал здесь Валю и сестер Иванцовых: они каждое утро собирались у Олега, который давал им задания на день.
Олег и дядя Коля поймали и записали этой ночью сообщение Совинформбюро об итогах шестинедельного наступления Красной Армии в районе Сталинграда, об окружении всей гигантской группировки немцев под Сталинградом двойным кольцом.
Смеясь и хватая Сережку за руки, девушки обрушились на него с этим сообщением. И как ни крепок был Сережка, губы его задрожали, когда он выговорил свою страшную новость.
Олег некоторое время сидел бледный, сцепив длинные пальцы больших рук, на лбу его легли продольные морщины. Потом он встал, и на лице его появилось выражение деятельности.
— Дивчата, — тихо сказал он, — найдите Туркенича и Улю. Обойдите ребят, тех, кто близко связан с штабом, скажите, чтобы всё запрятали, что нельзя спрятать, — уничтожили. Скажите, часа через два дадим знать, как быть дальше. Предупредите своих родных… Да не забудьте маму Любы, — сказал он (Любка была в Ворошиловграде). — А мне придется на некоторое время отлучиться.
Сережка тоже надел ватную курточку и кепку, в которой он ходил, несмотря на морозы. ч
— Ты куда? — спросил Олег.
Валя вдруг покраснела: ей показалось, что Сережка одевается ее сопровождать.
— Подежурю на улице, пока соберутся, — сказал Сережка.
И впервые дошло до всех, что то, что случилось с Ваней, Мошковым и Стаховичем, это может случиться и с ними в любое время, вот даже сейчас.
Девушки, распределив между собой, кто к кому зайдет, вышли. Сережка остановил Валю во дворе:
— Ты же смотри, аккуратней. Если нас уже здесь не будет, иди к Наталье Алексеевне в больницу, там я найду тебя; я без тебя никуда не уйду…
Валя молча кивнула головой и побежала к Туркеничу.
Олег, стараясь идти обычной своей походкой, пошел к Полине Георгиевне. Она жила на одной из улиц недалеко от биржи труда.
В тот момент, когда Олег зашел к ней, Полина Георгиевна занималась совершенно мирным делом — чистила картофель и бросала его в чугунок, дымившийся на плите. Эта спокойная, выдержанная женщина вдруг вся побелела, когда Олег сказал ей об аресте товарищей. Нож выпал из ее руки, несколько мгновений она не могла выговорить ни слова. Потом она справилась с собой.
День был нерабочий, первый день Нового года. Нехорошо было идти на дом к Филиппу Петровичу среди бела дня, после того как утром она отнесла к нему молоко. Но и отложить нельзя было: многое могло решиться в течение не только часов, но и минут.
Полина Георгиевна, хотя она и была в курсе всех дел "Молодой гвардии", расспросила Олега, знает ли кто-нибудь из арестованных о связях Олега и Туркенича с районным комитетом. Конечно, все арестованные знали, что связь существует, но никто не знал, с кем персонально. Мошков был сам связан с районным комитетом, но на него во всех отношениях можно было положиться. Земнухов был связан с комитетом только через Полину Георгиевну. Она так хорошо знала Ваню, что мысль об опасности, угрожавшей лично ей, Полине Георгиевне, не заронилась ей в голову.
Плохо было то, что Стахович слишком много знал о "Молодой гвардии". Олег охарактеризовал его, как человека честного, но слабого характером.
Полина Георгиевна оставила Олега у себя дома и научила его, как отвечать, если зайдет кто-нибудь посторонний.
Можно было представить себе, как долго тянулся для Олега этот час! К счастью, никто так и не зашел в дом. Слышно было только, как соседи возятся за стеной.
Наконец-то она вернулась… Мороз освежил ее лицо. И, видно, Филипп Петрович нашел такие слова, которые влили надежду в ее сердце.